Рожденные в СССР. Часть Первая. Пришествие (СИ)

С фигурой у бывшего преподавателя как раз все было в порядке, как и с мозгами. Степан в этом уже достаточно убедился. Как и в то поверье, что спортсменки чудо как хороши и страстны в постели. Тело девушки внезапно вспомнило былую юношескую страсть к гимнастическим упражнениям. Оба нечаянных любовника остались весьма довольны сексуальными приключениями, но решили об этом не распространяться. Хотя повторить оба были совсем не против. В конце концов, никто и никому еще ничего не обещал. Степан просто возжелал новых ощущений, а Валентина, похоже, хочет добрать в этом мире то, что упустила в прошлом. Холмогорцева потаенная страсть с виду скромной девчонки даже несколько пугала. Такая она временами становилась неуправляемая. Это гормоны или нечто более сильное, запрятанное в нас до поры до времени?

— Ты на занятия?

— Кое-какие долги за мной остались. Строгие тут преподы, — Степан усмехнулся. Ему так нравилось опять постоянно улыбаться.

— Это они сюда специально таких набирают. Тех, кто недолюбливает заносчивых людей из будущего. Проверяют нас на вшивость.

— Тебе так и не захотели открыть вторую специальность?

— Нет, хватит с меня английского и французского, да испанского со шведским заодно, — Надежда потянула ухажера за собой. Ей нравилось прогуливаться классически, под ручку, видимо, в той жизни не получилось. Бывают так у людей, не успели прочувствовать до конца романтический «букетный период». — Знаешь, сложно объяснять человеку, не бывавшему в Париже или Нью-Йорке, как там на самом деле произносят слова.

— Может, именно сейчас там лопочут по-другому?

— Хотя бы и так, но различия не столь колоссальны. Мы же, если не учитывать прилипчивых англицизмов, говорим почти так же.

— Они более правильно.

— Да ладно? — девушка повернула голову. — Особенно те клуши в столовой! Ты слышал их деревенский говор? В этом времени русские диалекты еще не снивелированы. Я точно отличу вологодских от московских или воронежских. И не смотри так, пожалуйста! Кто из нас филолог по образованию?

— Молчу, молчу!

Холмогорцев шутливо поднял руки. Они свернули направо, чтобы пройтись через сосновый борок. Сегодня подморозило, в кристальном воздухе явственно пахнуло близкой зимой. Климат в семидесятые был более контрастным, с жарким летом и морозной зимой. Всем попаданцам уже выдали зимнюю одежду. Свитера, теплое белье, перчатки, меховые шапки и обувь. Если мужчины еще могли смириться с кондовым покроем полушубков с тканевым верхом, то женщины были явно недовольны выданной им одеждой. Особенно они зубоскалили насчет белья.

«Бедные наши мамы и бабушки», — причитали многие из попаданок, — «раз им приходилось носить такое убожество!».

На что им резонно отвечали, что многие из женщин семидесятых до сих пор зимой полощут белье в прорубях, да и вовсе стирают дедовским способом. Так что нечего тут выступать, носите, что дали! Страна, победившая атом и первой ворвавшаяся в космос, не могла обеспечить своих тружениц элементарным водопроводом и бытовой техникой. Такой заскорузлый подход здорово взбеленил попаданок. Чего стоят тогда слова, громко высказываемые с высоких трибун, если не думать о конкретных людях? Надежда с группой активисток не поленилась и накатала целое письмо высшему руководству, а затем передала его обалдевшему от подобной наглости Ивану Кузьмичу Торопову, директору их Ярославского ЦПВП.

На его вялые отнекивания, что «не имеют право» одна из юридически подкованных попаданок заявила, что раз они по словам руководства Центра являются полноценными гражданами СССР, то от имени местного комитета обладают правом на подобные обращения. Крыть руководству Центра такой пассаж было уже нечем. Через час на стол директора лег протокол собрания свежесобранного месткома, подписанный задним числом. Ну и, конечно же, главой его стала Надежда Ягужинская. Холмогорцев осознал, что ему придется привыкать жить с сильной и волевой женщиной из страны победившего феминизма. Он слегка поежился, когда представил тех бедолаг, кто станет на пути этой дамы.

— Интересный вы человек, — занавеска кабинета была зашторена, чтобы в помещение не бил яркий свет уличного фонаря. Полынин и Холмогорцев любили беседовать при уютном освещении настольной лампы. Её пышный зеленый абажур как будто вышел из более прошлой эпохи заметно менее деликатных бесед с людьми из компетентных органов. Потому, видимо, и вызывал некоторый внутренний трепет. Еще один плюсик к характеристике куратора — сильные руки в «мягких перчатках». — Имеете определенную техническую специальность, а рассуждаете, как чистый гуманитарий. Кстати, что с вашим зачетом по профессии?

— Почти прошел, — вздохнул Степан. — Нынешняя техника несколько отличается от нашей. Пришлось кое-что заново учить, оттого и задержка.

— Ну, еще бы! — легкая улыбка прорезала спокойное лицо куратора. — Вам ведь работать в закрытом НИИ. Туда кого ни попадя не возьмут, тем более временного путешественника.

— Значит, вопрос уже решен положительно?