Рожденный героем

Мир в моих глазах заколебался и начал изменяться, словно в новом кошмаре. Я видел воинов, рассеянных по всему Некролеуму, и знал, где и когда погиб каждый из них. Мне довольно было взглянуть на любого мертвеца, чтобы увидеть его и в расцвете славы, и в момент гибели. Я бы отнес это за счет такой же связи, какая подсказала прошлой ночью моим спутникам имена выбравших их лошадей, но ведь магическая сеть, связавшая всех бессмертных ха'демонов, не касалась меня! Враш снова воздел Жезл, и красная нить протянулась к нему. Он коснулся Жезлом груди Катвира…

Труп начал корчиться, будто под колесами телеги. Секундой позже его движение повторило все войско мертвецов. Красное сияние очертило дыры в груди трупа. Кровавый свет ушел в глубину, снова возник на коже, и раны закрылись, не оставив следа.

То же самое происходило повсюду с телами воинов. Красное сияние выжигало застрявшие в груди стрелы, сбрасывая наземь горящие обломки дерева, красное сияние складывало разбитые черепа, будто кусочки мозаики. Красное сияние обтягивало новой плотью голые кости, сраставшиеся на глазах. Через террасу ползли к изувеченным телам отрубленные члены, и кровавое сияние стягивало их в единую плоть.

Наконец рубиновый луч прополз по груди Катвира и соединился с первой нитью, которая от толщины соломинки разрослась до толщины моего пальца и ото лба Катвира поднялась к верхней паутине. Словно толстые черви расползлись во все стороны по ее нитям. Когда они коснулись подвешенных бхарашади, веревки вспыхнули, и тела остались висеть в воздухе, поддерживаемые только силой магии.

Враш обеими руками прижал жезл к груди и уперся подбородком в черную жемчужину. Он закрыл глаза, мышцы рук его вздулись, а кулаки сжались плотнее. Свет на мгновение стал ярче, а потом померк и ушел ввысь при словах колдуна:

– Все исполнено по твоему слову, о, Кинруквель. Как было завещано, когда бхарашади шли в мир через царство твое, мы сохранили это место священным. И сюда, в Некролеум, приносили мы своих мертвых и добычу, захваченную в этом мире. Мы сохраняли их тела и исцеляли раны. Ныне тела готовы принять твою милость.

Я почувствовал, как земля у меня под ногами содрогнулась. Воин бхарашади расставил руки, чтобы удержать равновесие. Рорк оскалился, а у меня пересохло во рту. Я ничего не знал о Кинруквеле из героических баллад, не было его и среди имен пантеона Империи, но само обращение к нему сотрясало землю, и мне не требовалось иных доказательств его могущества. Враш коснулся земли наконечником Жезла:

– Приди же, Кинруквель. Верни чадам своим, моим братьям, то, что было столь жестоко похищено у них. Этого, во исполнение завета, заключенного тобой с бхарашади, я требую!

Земля снова колыхнулась, но на сей раз слабее и не так яростно, как прежде. Ее содрогание отозвалось в воздухе, красные линии расплылись в моих глазах, завибрировав, как струны лютни под пальцами барда, и отозвались глубоким тенором. Звук нарастал, и я крепко сжал зубы, чтобы они не стучали.

Я заметил, что от земли в паутину, созданную Врашем, просачивается новый, более темный цвет. Линии опять утолщались, словно их покрывал вязкий темный налет. Новая сила не прогоняла, не заменяла собой магию Враша, а сочеталась с ней. В трещинах под темными наслоениями все еще виднелось алое пламя.

Энергия, потрескивая, расходилась вверх по цилиндру, но не затрагивала лучей, связывавших мертвых бхарашади с помостом. У меня мелькнула мысль, что что-то пошло не так, но Враш не проявлял признаков беспокойства. Он бесстрастно наблюдал, как сила Кинруквеля оскверняет созданную им прекрасную сеть.

Мне пришло в голову, что мое понимание красоты, возможно, не имеет ни одной точки пересечения с представлениями Враша.

Достигнув вершины, темная сила потянулась вниз по толстой нити, ведущей к Катвиру. Я увидел, как откинулась его голова, словно нить стала непереносимо тяжелой. Достигнув его, сила начала расходиться по паутине вширь. По разным кругам она растекалась с разной скоростью, так что должна была коснуться каждого бхарашади почти одновременно. Когда это произошло, звук, производимый ею, изменился, став более ровным и упорядоченным.

Он сосредоточился в глухие толчки с равномерным чередованием силы. Сильный и слабый удары разделял почти неуловимый интервал. Постепенно ритм замедлялся. Он казался знакомым, но к тому времени, как я узнал в нем биение сердца, произошли события, перед которыми это открытие казалось незначительным.

Катвир шевелился.

Сперва я решил, что меня обманывает меркнущий свет, но грудь его начала вздыматься и опускаться. Дыхание было так слабо, что поначалу я отказывался поверить своим глазам. Но по мере того, как его легкие расправлялись, до меня начали доноситься вдохи и выдохи. Уши подтвердили то, что видели глаза: Катвир возвращался к жизни.