Рожденный из камня

Он подбежал к оперению стрелы и без всяких усилий выдернул ее из железной подпорки. Нарты были посрамлены — и кем! Мальчишкой! Но хватило им ума не прогнать Сосруко: мол, ничего особенного не совершил сын Сатаней. Если бы они приказали мальчику уйти, облеклось бы в слово то, что сильнее нартов оказался ребенок, а поступок, ставший словом, обретает право на вечность. Да ведь и не в самом доме Алиджа, а возле него происходит состязание, утешали себя богатыри, значит, не вступил Сосруко в дом их бесед и пиров, не допущен на Хасу нартов!

Долговязый Гиляхсыртан, напоминавший змею, вытянувшуюся отвесно, прошипел:

— Начнем испытание мечей. Надо разрубить одним ударом два толстых железных вертела.

Девяносто восемь нартских мечей ударили по двум сложенным вместе железным вертелам, но только слегка поцарапали их. Наступила очередь Урызмага. Отвыкли его морщинистые руки от рукояти, ибо таков был обычай у нартов: взялся рукой за рукоять — так вытаскивай меч и руби, а Урызмаг давно уже не шел в битву с обнаженным мечом. И вот теперь тяжело, не сноровно вытаскивал он из ножен свой некогда славный меч. И так больно, при взгляде на отца, стало сердцу Сосруко, бьющемуся в булатной груди, что не выдержал мальчик, обнажил меч, сработанный из косы бога плодородия, и быстрым, ловким ударом рассек пополам два железных вертела. Увидели нарты, что опозорил их Сосруко, что мальчуган оказался сильнее и ловчее зрелых мужей, и охватил их стыд: не высокий стыд совести, а мелкий стыд самолюбия. Только грузный Пшая был спокоен, ибо его никогда не покидала уверенность в том, что он умнее всех: таким лукавым и потешным счастьем наградила его судьба! Пшая сказал:

— Хватит нам игр и забав, займемся делом! Войдем в дом Алиджа, отведаем хмельной браги.

Девяносто и девять богатырей скрылись в доме, а мальчуган Сосруко остался на дворе: ведь не было у него права восседать на Хасе нартов. Огнецветный конь его, опустив голову, склонился к юному всаднику, утешно касаясь его своей шелковистой гривой.

А мы заглянем в дом Алиджа. Вот сажают Урызмага на место почета, вот преподносят ему чашу с пенистой брагой. Хороша брага, хмельна и сладка, да с отравой. Урызмаг пьет брагу, пьет через медную трубочку, брага из трубочки льется на пол, возле ног старика — большая лужа. Раздаются крики:

— Он опьянел от первой чаши! Он под себя ходит! Не пристало ему восседать на Хасе нартов! Пора такого дряхлого, бесполезного старика сбросить в пропасть с вершины горы!

Не все нарты кричали так, а только пятеро вероломных, но зловещим был крик пятерых, ибо пятеро вероломных способны заглушить голоса множества добронравных. Тут и поднял чашу Гиляхсыртан — не ради здравицы, а ради угрозы.

— Пусть у старого кабана затупятся зубы, пусть старого кабана съедят до кости муравьи!

Эту угрозу услышал Сосруко, ибо Гиляхсыртан произносил свои слова так громко, что задрожали стены покосившегося дома. Сосруко подбежал к жилищу Алиджа, вышиб одним ударом стену между столбами, ворвался в дом, поднял Урызмага на руки, вынес его на двор, посадил на коня и поскакал домой. Перед воротами дома Сосруко почтительно помог старику спешиться, вытащил трубочку из его продырявленного горла. Урызмаг не сказал ему ни слова, только опять посмотрел на мальчика живыми, острыми, вопрошающими глазами. Старый нарт вошел в дом, Сосруко и Тхожей остались на дворе.

— Подобру-поздорову ли ты вернулся, Урызмаг? — спросила Сатаней. — Что узнал на Хасе нартов из того, о чем не знал раньше?

— Узнал я одного малыша, — ответил Урызмаг. — Как войдет он в годы, будет знаменитым нартом, полюбят его люди.

— Ты хотел бы, милый муж, чтобы этот малыш был твоим братом?

— Нет, не хотел бы. Недаром говорится у нас: «Брат тогда тебе брат, когда ты сильнее его. А если ты слабее, не брат он тебе».

— Хотел бы ты, любезный сердцу моему супруг, чтобы этот малыш был твоим сыном?

— Хотел бы, златокудрая жена моя, да к чему хотение мое — не дала нам судьба ребенка.

И тогда сказала Сатаней, ликование и нежность были в ее словах.

— Этот малыш — твой сын, твоя опора-скала. Три года назад мои родители, Солнце и Луна, низринули с высоты на землю два своих луча, и те лучи, ослепительно соединившись, вывели, как резцом, на камне образ дитяти. Девет извлек дитя из камня, закалил мальчика, а я дала нашему сыну имя Сосруко, Рожденный из камня.

— Как же случилось, что мальчик родился в мое отсутствие? — спросил сердито Урызмаг, и уже грубое слово собиралось сорваться с его языка, но вовремя вспомнил Урызмаг, как поклялся когда-то жене своей, что никогда не скажет ей грубого слова.

Поняла Сатаней, что творится в душе Урызмага, и спросила:

— Почему потемнели твои глаза? Чем ты огорчен, супруг мой? Разве не мечтал ты о сыне, разве не сбылась наконец мечта твоих долгих лет?