Рожденный Светом

«Уроки» верховой езды свелись к выбору универсального кресла с боковой поддержкой и фиксаторами для ног – отступление от исторической правды, разрешенное лишь для гостей из высшего света. После этого Гима «подсадили» на огромного черного, как смоль, жеребца, вывели в поле, бросили на произвол судьбы и, сложив на груди руки, ожидали, кто одержит верх – человек или зверь. Победил человек – пристегнутому к седлу Гиму некуда было деваться, как овладевать контролем над незнакомым видом транспорта. Конь становился на дыбы, вскидывал задние ноги, носился галопом или резко останавливался, меньше всего обращая внимания на повод в руках наездника. Только благодаря нечеловеческой выносливости, покорив, а, точнее, загоняв до полусмерти своевольного, беснующегося скакуна, Гим наконец смог заставить животное выполнять собственные желания. Он сделал для себя странное открытие: не понимая слов, животное хорошо реагировало на интонацию голоса и эмоции. Страх наездника перед новым средством передвижения тут же отражался на поведении зверя – конь начинал презирать своего господина и не желал терпеть его у себя на спине. Решительность в намерении победить в единоборстве, напротив, заставляла животное задуматься, так ли плох всадник, как показалось с первого приближения. А уверенные мысленные команды в комплексе с натяжением повода и ударов пятками по бокам животного дали и совсем хорошие результаты – конь признал право Гима на главенство и превратился в не самое удобное, но вполне управляемое транспортное средство.

– Оденьте алюминиевые латы, – предложил Корсе, который с истинным уважением улыбался во все лицо, глядя на гарцующего на черном дьяволе, возвращающегося в замок, злого как черт «победителя»-Гима. – У них благородный блеск, весят полегче да и защищают лучше.

– Мне не нужны латы, – огрызнулся Гим.

– Нужны, господин советник! Латы вызывают уважение, да и… всякое бывает!

– Когда едем?

– Выступим на рассвете.

Отряд, который выдвинулся из ворот городской стены Ронтонтенополя с самыми первыми лучами солнца, по численности равнялся прежней десантной роте Гима. Сходство придавали воинские порядок и субординация, род деятельности всех присутствующих, а так же – наличие примитивного, но все же вооружения. В остальном компания бывшего сержанта напоминала ему группу театральных актеров, участвующих в съемках «живого» художественного фильма – такие до сих пор то и дело производились на свет, не смотря на дороговизну и примитивизм по сравнению с голографическими компьютерными фантазиями.

Сто человек восседали на ста мощных, длинноногих, холеных скакунах, одетых в специальные «конские» доспехи. Сами солдаты сверкали позолотой нарядных, имитирующих мышечную ткань лат так, что становились заметны в радиусе нескольких километров – в полную противоположность маскировочной ткани десантной формы регулярной армии Ростера. Длинные разноцветные плащи развевались за спинами подобно тормозящим парашютам и, судя по всему, носили только декоративную смысловую нагрузку. Красные и желтые перья на шлемах вызывали у Гима приступы смеха. В дополнение: длинные копья с развевающимися над ними узенькими полосками герцогских знамен, тяжелые, широкие, хорошо заточенные мечи в украшенных золотом и камнями чехлах, притороченные к седлам луки со спущенными тетивами и стрелы к ним, наконец, у некоторых – небольшие остроугольные щиты со звероподобными золотистыми гербами на полированной наружной поверхности.

«Рота» тяжело громыхала копытами по недоразумению, называемому здесь дорогой – утрамбованной, сухой и лишенной травы полоске земли – кривой, петляющей и извивающейся. Поднятая лошадьми пыль походила на песочное облако и долго еще держалась в воздухе, оставляя позади след «подбитого истребителя».

Какое-то время Гим не мог отделаться от комичности происходящего, но постепенно его взгляды менялись. Волевые лица молодых сильных парней сотни генерала Корсе выглядели серьезными – эти люди не играли в игру, а делали свою повседневную работу – точно так же старательно и не щадя сил и жизней, как в свое время – Гим и его товарищи. Мощные благородные животные на каждом шаге играли мускулами своих длинных ног, тяжело втягивали воздух огромными черными ноздрями, трясли пышными, развивающимися от скачки гривами и смотрели далеко в даль обалдевшими от бега большими одноцветными глазами – эти существа тоже не играли в игру и не снимались в кино – они жили движением, они вдохновлялись скачкой, они служили своим седокам верой и правдой и ничего не требовали взамен. Монотонный топот, мерное позвякивание лат и шелест развивающихся на ветру знамен складывались в музыку, в которой таилось нечто древнее, красивое и гордое. Сладкие ноты ностальгии, зовущей в далекое героическое прошлое, проникали глубоко в душу и зажигали радостью и азартом.