Рождественская малышка миллиардера (ЛП)

Красивый, сентиментальный, ностальгический, настоящий как Ханна. Её щеки залились этим великолепным румянцем, от которого он стал зависим, как и её губы, которые заставили его проклинать тот факт, что они не переспали в ту ночь.

— О, — сказала Ханна, нахмурив лоб и продолжив смотреть на лобовое стекло.

— Что, я не получу никакого остроумного ответа? — поддразнил он, почувствовав себя на мгновение лучше. Затем он представил руки какого-то придурка на Ханне и почувствовал необходимость разбить кулаком стекло. Поэтому он нахмурился. После чего нахмурилась уже она.

— Давай зайдём внутрь и посмотрим, как мы можем исправить тот бардак, в который ты нас втянул, — она не дала ему шанса для возражений и закрыла дверь во время его ответа. Забавно, что именно она оказывает ему холодный прием.

Он последовал за ней до крытого крыльца. Им нужно было многое прояснить, это точно. Он приготовился к адской битве. Она была такой чертовски скрытной, когда дело касалось её жизни, что он задавался вопросом, как он мог чувствовать такую сильную связь с кем-то, о ком так мало знал. Но он узнал намного больше, чем рассчитывал благодаря той женщине по имени Джин.

Он ждал, пока Ханна возилась со старым замком. Через несколько мгновений он стоял в дверях, пока она вокруг включала свет. Он был поражён домашней атмосферой. Женственностью и жизнерадостностью, с бледно-жёлтыми стенами, глубокой отделкой и молдингом, а также широкими дощатыми сосновыми полами, на которых были разбросаны яркие ковры. Он последовал за ней на кухню, где она уже начала заваривать свежий кофе. Она достала чашки и стучала используемыми вещами уж слишком громко.

— Ханна, — его голос прозвучал резче, чем он этого хотел, но ему нужны были ответы. Ему не хотелось пить кофе, и он не хотел ходить вокруг да около. — Не потрудишься ли ты мне объяснить, о чем это говорила та бой-баба?

— Что ты имеешь в виду? — сухо спросила она, расправив плечи и выпрямив спину, словно проглотила аршин. Часть его хотела сократить расстояние между ними и снять напряжение с её хрупких плеч, шепнуть на ухо и вызнать у неё все, что она от него скрывала. Но он знал, что она на это не купится. Он знал, что она воспримет это, как слабость.

— Не играй со мной в игры, Ханна.

— Я не играю в игры, — сказала она, поворачиваясь к нему лицом.

Он кивнул, смягчая свои черты, свой тон, ненавидя, что он должен спросить о том, что при одной только мысли его это убивало, не говоря уже о том, чтобы произнести это вслух.

— Ханна, она сказала, что ты была избита и почти изнасилована, — он наблюдал, как побледнело её лицо. — Что произошло?

— Это то, почему... из-за чего ты злишься? — спросила она дрожащим голосом, широко распахнув глаза, становясь такой душераздирающе уязвимой, что ему захотелось подойти и обнять её. Ханна никогда не показывала свою слабость, что означало... Его желудок скрутило, а дыхание перехватило при одной только мысли... Он получил подтверждение того, о чем он уже подозревал... Её реакция на определённые вещи... Та ночь, когда он коснулся её руки... Как она отказала ему в сексе.

— Джексон?

Он сосредоточился на её бледном лице и кивнул.

— А ты о чем подумала?

— Из-за твоей сестры, — она глубоко вздохнула, её глаза были наполнены болью. — Я виновата в том, что она убила себя. Я не увидела знаки…

— Боже, ты не можешь винить себя. Конечно, я не виню тебя за это. Как я могу? — он пересёк комнату, не в силах остановиться, не утешив её.

— Ханна, — сказал он грубо, придвинув её к себе. — Я никогда не винил тебя, — он крепко обнял её.

Он почувствовал, как напряжение покидает её тело, и она обняла его в ответ. Он хотел её успокоить, утешить. Как она могла винить себя за смерть Луис? Как она могла испытывать чувство вины сильнее, чем он? Он подвёл свою сестру. Не Ханна. Он поцеловал её в макушку, мягкие волосы на висках, его руки поглаживали уязвимое место на шее. Он хотел закрыться от всего мира и остаться в этом викторианском доме.

— Если кто-то и виноват, то это я. Я тот, кто повернулся к ней спиной.

Он никогда не признавался в этом вслух. Он провёл большую часть своей взрослой жизни, злясь на Луис, но в глубине души он знал, что это он отказался от неё. Он мог бы попробовать ещё раз. Он почувствовал, как Ханна вдохнула, чтобы успокоиться и медленно освободилась из его рук. Так же просто, как шквал облаков вдруг закрывают солнце, Ханна увеличила расстояние между ними.

Она посмотрела на него снизу вверх, и ему хотелось знать, что она видела, понимая с неким дискомфортом, что ему уже на протяжении длительного времени было плевать, кто и что о нем думает. После того как он стал богатым и успешным, он считал, что это все, что ему нужно. Он добился этого, и ничто не могло коснуться его. Но сейчас, стоя здесь, в этой маленькой кухне, со смотрящими на него снизу вверх чудесными глазами на прекрасном лице, он поставил все это под сомнение. Все, чего он достиг, все то, чего он добился – было ли этого достаточно?