Рождественская ночь

- Это бог виноватую звезду наказывает... Потому звезды тоже бунтуют... И особенно много, братцы, падает их в эту ночь...

- По какой такой причине, братец? - задорно спросил пожилой, плотный матрос.

- А по такой причине, милый человек, что в эту ночь не бунтуй, а веди себя смирно, потому как в эту самую ночь Спаситель родился... Великая эта ночь... Нашему рассудку и не понять... И как ежели подумаешь, что родился он в бедности, пострадал за бездольных людей и принял смерть на кресте, так наши-то все горя ничего не стоят... Ни одной полушки!.. Да, братцы, великая эта ночь. И кто в эту ночь обидит младенца, - тому великое будет наказание... Так старик один божественный мне сказывал, странник. В книгах, говорит, все показано...

- Ишь ты, подлый!.. Так и мутит воду! - проговорил кто-то, когда послышался вблизи всплеск воды...

- Нешто крокодил?

- Кому другому... Гляди - башка его над водой...

Все глаза устремились на одну точку. На освещенной светом луны полосе воды видна была отвратительная черная голова каймана, тихо плывшего неподалеку от шлюпки к берегу.

- Погани-то всякой в этих местах!.. И крокодил, и акула проклятая... Сказывают, на берегу, в лесах и тигра... Однако загуляли что-то наши офицеры на берегу, братцы... Скоро и полночь... А ты, Живков, что все на небо глаза пялишь? Ай любопытно? Не про нас, брат, писано! - проговорил, обращаясь к чернявому матросику, пожилой, плотный матрос.

В эту минуту с берега вдруг донесся чей-то жалобный крик.

Матросы притихли. Кто-то сказал:

- А ведь это дите плачет...

- Дите и есть... По ближности где-то... Ишь, горемычный, заливается... Заплутал, что ли...

- Кто-нибудь при ем должен быть...

Жалобный, беспомощный плач не прекращался.

- Сходил бы кто посмотреть, что ли? - заметил плотный, пожилой матрос, не двигаясь, однако, сам с места.

- Куда ходить? Офицеры могут вернуться, а гребца нет! - строго проговорил унтер-офицер, старшина на катере.

- И то правда! - сказал плотный матрос.

- Что ж, так и бросить без призора младенца в этакую ночь? - раздался приятный тенорок загребного Ефремова. - А ежели он один да без помощи?.. Это, Егорыч, не того... неправильно...

- Я мигом вернусь, Андрей Егорыч, только взгляну, в чем причина! взволнованно проговорил чернявый матросик. - Дозвольте...

- Ну, ступай... Только смотри, Живков, не заблудись...

- И я с ним, Егорыч! - вымолвил Ефремов.

И оба матроса, выскочив из катера, бегом побежали по пустынному берегу на плач ребенка...

И очень скоро, почти у самого моря, они увидали крошечного черномазого мальчика в одной рубашонке, завязшего в мокром рыхлом песке.

Около не было ни души.

Матросы удивленно переглянулись.

- Эка идолы!.. Эка бесчувственные!.. Бросили ребенка... Это, брат Живков, неспроста... Погубить хотели младенца... Тут бы его крокодил и сожрал!.. Гляди... Ишь плывет... Почуял, видно...

И Ефремов взял на руки ребенка.

- А что же мы с ним будем делать?

- Что делать?.. Возьмем на катер... Там видно будет!.. Ну ты, малыш, не реви! - ласково говорил Ефремов, прижимая ребенка к своей груди. - Это сам господь тебя вызволил...

Велико было изумление на катере, когда минут через десять вернулись оба матроса с плачущим ребенком на руках и рассказали, как его нашли.

Унтер-офицер не знал, как ему и быть.

- Зачем вы его принесли? - строго спрашивал он, хотя сам в душе и понимал, что нельзя же было оставить ребенка.

- То-то принесли! И ты бы принес! - мягко и весело отвечал Ефремов. Ребята, нет ли у кого хлеба?.. Он, може, голоден?..

Все матросы смотрели с жалостью на мальчика лет пяти. У кого-то в кармане нашелся кусок хлеба, и Ефремов сунул его малайчонку в рот. Тот жадно стал есть.

- Голоден и есть... Ишь ведь злодеи бывают люди!..

- А все-таки, ребята, нас за этого мальчонка не похвалят! Ишь пассажир объявился какой! - снова заметил унтер-офицер.

- Там видно будет, - спокойно и уверенно отвечал Ефремов. - Может, и похвалят!

Ребенок скоро заснул на руках у Ефремова. Он прикрыл его чехлом от парусов. И его некрасивое, белобрысое, далеко не молодое лицо светилось необыкновенной нежностью.

Скоро приехали с берега в двух колясках офицеры. Веселые и слегка подвыпившие, они уселись на катер.

- Отваливай!

- Ваше благородие, - проговорил старшина, обращаясь к старшему из находившихся на катере офицеров, - осмелюсь доложить, что на катер взят с берега пассажир...

- Какой пассажир?

- Малайский, значит, мальчонка... Так как прикажете, ваше благородие?..

- Какой мальчонка? Где он?

- А вот спит под банкой у Ефремова, ваше благородие...

И унтер-офицер объяснил, как нашли мальчонку.

- Ну что ж?.. Пусть едет с нами... Фок и грот поднять! - скомандовал лейтенант.

Паруса были поставлены, и шлюпка ходко пошла в полветра на клипер.

Ефремов уложил найденыша в свою койку и почти не спал до утра, поминутно подходя к нему и заглядывая, хорошо ли он спит.

Наутро доложили о происшествии капитану, и он разрешил оставить мальчика на клипере, пока клипер простоит в Батавии. В то же время он дал знать о ребенке губернатору, и маленького малайца обещали поместить в приют.