Рождественская песнь в прозе (пер.Врангель)

— Веселаго Рождества и счастливый Новый Годъ старичку, каковъ бы онъ ни былъ! — сказалъ племянникъ Скруджа. Быть можетъ, онъ бы и отвергъ мое пожеланіе, но я тѣмъ не менѣе высказываю его. За здоровье, дяди Скруджа!

Мало по малу Скруджу передавалось общее веселье и на душѣ у него было такъ легко, такъ радостно, что онъ, несомнѣнно, присоединился бы къ ликующей компаніи, не замѣчавшей его присутствія и произнесъ бы отвѣтный тостъ, еслибы Духъ далъ ему время. Но при послѣднемъ словѣ спича племянника, все исчезло, и Скруджъ съ духомъ вновь пустились странствовать. Много они видѣли различныхъ странъ, много посѣтили жилищъ, всегда принося радость тѣмъ, къ кому приближался Духъ. Онъ становился у изголовья больныхъ и тѣ выздоравливали; посѣщалъ изгнанниковъ и они чувствовали себя на родинѣ; касался отчаивающихся и изнемогающихъ въ жизненной борьбѣ и души ихъ примирялись и вѣрили въ лучшее будущее; подходилъ къ бѣднымъ и тѣ считали себя богатыми. Въ дома призрѣнія, больницы, тюрьмы, всѣ эти убѣжища нищеты и несчастья, куда суетный и гордый человѣкъ своею столь ничтожной и мимолетной властью не смогъ преградить ему доступъ, онъ приносилъ свое благословеніе, давая Скруджу свои совѣты милосердія.

Это была длинная ночь, если только это была одна ночь. Но Скруджъ сомнѣвался въ этомъ, такъ какъ ему казалось, что нѣсколько праздниковъ Рождества вмѣстились въ тотъ промежутокъ времени, пока онъ носился съ Духомъ. Также ему казалось крайне страннымъ, что въ то время, какъ онъ, Скруджъ, нисколько не мѣнялся въ своемъ внѣшнемъ обликѣ, призракъ становился замѣтно старше и старше. Но онъ ни словомъ не намекнулъ ему на это, пока при выходѣ на улицу съ одного сборища дѣтей, по сличаю праздника Крещенья, онъ съ ужасомъ не увидалъ, что волосы призрака стали совершенно сѣдыми.

— Развѣ жизнь духовъ такъ коротка? — спросилъ Скруджъ.

— Жизнь моя на землѣ очень коротка, — отвѣчалъ духъ — и прекратится сегодня ночью.

— Сегодня ночью? — вскричалъ Скруджъ.

— Да, въ полночь! Торопись! Времени остается мало!

Часы на колокольнѣ пробили три четверти одиннадцатаго.

— Прости меня, быть можетъ, за нескромный вопросъ, — сказалъ Скруджъ, пристально смотря на подолъ одежды Духа, — но я гижу что-то странное, не принадлежащее тебѣ, подъ подоломъ твоей мантіи. Что это нога или лапа?

— Судя по тѣлу, должно быть лапа. Смотри!

Изъ подъ складокъ мантіи Духа вышли двое дѣтей, два несчастныхъ, порочныхъ, страшныхъ, отвратительныхъ существа, павшихъ къ его ногамъ, и крѣпко вцѣпившихся въ край его одежды.

— О, человѣкъ! смотри сюда, смотри внизъ! — кричалъ Духъ.

Это были мальчикъ и дѣвочка, съ желтымъ цвѣтомъ лица, въ лохмотьяхъ, съ нахмуреннымъ и звѣрскимъ выраженіемъ лица, униженно пресмыкавшіеся на землѣ. Вмѣсто юношеской граціи, которой должны были бы быть проникнуты ихъ черты, вмѣсто здороваго, яркаго румянца, высохшая рука, рука Времени, покрыла ихъ морщинами, высушила и обезобразила. Тамъ, гдѣ должно было царить ангельское выраженіе, казалось, укрылись злые духи, выглядывающіе угрожающимъ взглядомъ. Никакое измѣненіе, никакая испорченность, никакое растлѣніе нравовъ рода человѣческаго, на всемъ пути наиболѣе великихъ тайнъ творенія никогда не производили чудовищъ столъ ужасныхъ и отталкивающихъ, какъ эти. Скруджъ, весь блѣдный отъ ужаса отвернулся, но опасаясь оскорбить чувства Духа, быть можетъ отца ихъ, попробовалъ было сказать, что это прелестныя дѣти; но эти слова, чтобъ не стать соучастниками такой невѣроятной лжи, сами застряли у него въ горлѣ.

— Духъ! Это твои дѣти? — только и могъ произнести Скруджъ.

— Это дѣти человѣка! — сказалъ призракъ, опуская на нихъ взоръ. — Они хватаются за меня, прося защитить ихъ отъ отцевъ ихъ! Это — указалъ онъ на мальчика — Невѣжество, а дѣвочка — Нужда. Избѣгай и того и другого и всего, что происходитъ отъ нихъ, но въ особенности перваго, такъ какъ на лбу его начертано: Гибель. Ты можешь отрицать это! — возопилъ Духъ, простирая руку къ городу. — Ты можешь клеветать на тѣхъ, кто тебѣ это говоритъ. Но берегись конца!

— Развѣ у нихъ нѣтъ убѣжища, никакой помощи? — воскликнулъ Скруджъ.

— Развѣ нѣтъ тюремъ? Развѣ нѣтъ исправительныхъ заведеній? — съ ироніей отвѣчалъ ему, его же словами, духъ.

Часы пробили полночь.

Скруджъ искалъ глазами Духа, не не видѣлъ его. Когда звукъ послѣдняго удара колокола замеръ, онъ вспомнилъ предсказаніе старика Джэкоба Марли и, поднявъ глаза, увидалъ новый призракъ, величественнаго облика, въ мантіи съ капюшономъ, который приближался къ нему ползучимъ движеніемъ, словно туманъ.

Строфа IV Послѣдній призракъ

Величественно, безмолвно и медленно приближался призракъ. Когда онъ подошелъ къ Скруджу, тотъ преклонилъ передъ нимъ колѣни, потому что этотъ Духъ, казалось, разливалъ въ окружавшемъ его воздухѣ мрачный и таинственный трепетъ.

Длинная черная одежда, какъ саванъ, облекала его всего, закрывая голову, лицо, и все туловище, оставляя открытою лишь одну вытянутую руку. Не будь этого было бы трудно выдѣлить его фигуру изъ мрака ночи и разглядѣть въ окружающей ее тьмѣ.