Рождественские убийства

Однако сыновей у них так и не получилось. Впрочем, как и дочерей. Если не считать появления на свет двух крошечных недоношенных младенцев, нашедших вскоре последний приют на кладбище на окраине города. После этого Ширли оставила попытки стать матерью. Она навсегда изгнала из своего сердца нежность, безропотно приняла уготованную ей долю и продолжила жить, работать как и раньше. Соседи считали ее отважной маленькой женщиной, настоящей труженицей, а еще и хорошей женой. Брэдли всегда выглядел безупречно, словно стал для жены ребенком, постоянно нуждающимся в неустанной опеке. Она всегда следила за тем, чтобы его лицо было чисто выбрито, а в складки на массивной шее не забивались пыль и крошки.

Так проходили годы, как две капли воды похожие один на другой. Для четверых обитателей дома на холме их отличала лишь смена сезонов да рождение или непредвиденная смерть скота, дававшего им пищу и одежду. И все же перемены были. По мере того как Джен старела и становилась слабее, на плечи Ширли ложилось все больше домашних забот. Она стирала, штопала одежду, готовила и убиралась в доме. Поднималась с рассветом, а ложилась спать позже всех. Ширли никогда не уставала и не принимала помощи. Поздно вечером, все еще не снимая передника, она пододвигала стул к краю длинного стола и доедала то, что оставалось от быстро приготовленного ею для остальных обитателей дома. Те слишком хорошо знали характер Ширли и не пыталась заставить ее изменить привычный уклад. Чем слабее становилась ее свекровь, тем большую силу обретала Ширли. Она исполняла роль служанки, но, несмотря на это, полностью управляла жизнью родственников, используя для этого все: свою загруженность работой с видом мученицы, визгливый голос, поджатые губы и холодное неодобрение на лице, когда замечала чей-то проступок.

Мужчины работали на ферме, как всю жизнь работал их отец. Если братья и были недовольны своей жизнью и чувствовали разочарование, они никогда этого не показывали. Они все меньше общались друг с другом и с годами примирились с собственной упряжью, хотя поводья теперь сжимали совсем другие руки.

Джен Уинн, которой исполнилось восемьдесят лет, теперь редко вступала в разговор. Она оставила попытки управлять жизнью сыновей, больше не цеплялась к невестке и все время сидела на веранде, устремив взгляд на расстилающуюся внизу долину. Джен сдала, но вовсе не собиралась умирать. Так что Ширли начало казаться, что этого не произойдет никогда.

Однажды осенью Боб отправился в Сидней на традиционную для этого времени года ярмарку и пробыл там две недели вместо привычной одной. Он вернулся еще более молчаливым, в новых твидовом пиджаке и ботинках. С тех пор он начал часто наведываться в город, чтобы, как он говорил, «сменить обстановку». Ширли никак не могла взять в толк, что все это значит. И однажды вечером, когда Джен отправилась в постель, Брэдли смотрел телевизор, а она гладила белье, вопрос невольно сорвался с ее губ. Она не ждала ответа – ведь в последнее время они с мужем почти не разговаривали. Но Брэдли развернулся и с неподдельным удивлением посмотрел на жену.

– У него там женщина, – произнес он таким тоном, словно это было очевидно.

Услышав это, Ширли испытала такой укол ревности, что невольно охнула и схватилась рукой за сердце. Собственная реакция на слова мужа ошеломила Ширли, а глубина охватившего ее чувства и вовсе напугала.

– У Боба?! – визгливо спросила она и хрипло рассмеялась.

– А что такого? – спокойно ответил Брэдли. – Я думал, ты знаешь. – Он вновь развернулся к телевизору, и Ширли уставилась на его затылок, как если бы прежде никогда его не видела.

– Кто она? – Ширли стоило больших усилий заставить себя говорить спокойно.

– Не знаю. Просто какая-то женщина. – Брэдли подался вперед, чтобы прибавить звук. – Но он увлечен и женится на ней, вот что я тебе скажу.

– С чего бы ему этого захотеть?

Брэдли вновь посмотрел на жену, угрюмо склонившуюся над гладильной доской, и по его лицу пробежала тень. Однако он ничего не сказал, и Ширли, пожав плечами, вновь склонилась над смявшейся под утюгом рубашкой. От разгулявшегося на вершине холма ветра громыхали рамы и скрежетала металлическая крыша. Старая Джен бормотала что-то во сне, беспокойно ворочаясь в кровати, которую делила когда-то со своим большим, громко храпящим супругом. В долине мычали коровы, подзывая к себе непослушных телят. Ширли проворно и умело орудовала утюгом, разглаживая складочки, которые сама же сделала. Все было как обычно. Только вот как прежде не будет уже никогда.

– Как же хорошо, что ты приехала, Берди. Теперь мне намного лучше! – взволнованно воскликнула Мэрион Мур, сидевшая в своем кресле.

Благодарно потягивающая прохладное пиво Верити Бердвуд кивнула в ответ, отметив про себя, как стала похожа на мать ее подруга. Ее милое взволнованное лицо и чопорная укладка напомнили о давно минувших школьных годах, когда миссис Мур в нарядном голубом платье светилась от гордости за Мэрион, которая получала очередной приз за отличную учебу или кубок за победу в теннисном матче.