Рождественское обещание

– Если не считать того, что все мускулы вашего лица при моем приближении каменеют, – съязвил он. – Вы моя жена, как вы недавно с таким старанием объясняли мне. Как бы мы с вами ни хотели, чтобы этого не было, как бы ни старались не делать того, на что добровольно согласились, все обстоит именно так. Бог свидетель, миледи, с этого дня вы станете мне настоящей женой. Ждите меня сегодня вечером в своей спальне и отныне – каждую ночь.

– Хорошо, милорд, – смиренно согласилась Элинор.

Она умела быть покорной и послушной, сохраняя при этом неприступный и независимый вид, как бы говоривший: вам может принадлежать мое тело, но не более! Ее сердце, ее душа принадлежали только ей одной, и она никогда не позволит ему туда заглянуть.

Граф почувствовал неприятный холодок, и ему захотелось поскорее подняться в гостиную, где многолюдно, весело и все ждут Рождества. Там есть хотя бы иллюзия домашнего уюта, семьи и даже любви. Ее семьи.

Холодно поклонившись, он предложил ей руку.

– Не пора ли нам вернуться к нашим гостям? – снова напомнил граф жене.

– Как вам угодно, милорд, – холодно произнесла Элинор и положила свою руку на его, – если вы не будете настаивать на том, что у меня должен быть вид зацелованной молодой жены.

– Это мы решим в более позднее время, когда останемся одни, – таким же холодным тоном ответил граф.

Только сейчас он понял, что происходило с ним в эти последние дни, пожалуй, даже недели. Он хотел как-то изменить их отношения, это ему казалось вполне резонным, поскольку им предстояло прожить вместе целый год. Он дал слово старому Трэнсому, что так и будет. Но, думая сегодня об этом обещании, он убедился, что, помимо здравого смысла и слова чести, в его решении сейчас присутствует также желание. Элинор пробудила его в нем, он хотел ее, она влекла его, и не только физически. Он вдруг увидел, особенно после приезда родственников, что его жене не чужда теплота человеческих чувств, она умеет смеяться и быть живой и непосредственной.

Однако хватит о здравом смысле и желаниях. Она вышла за него замуж по велению отца и потому, что человек, которого она любила, отказался жениться на ней. Элинор ненавидела аристократов, а его особенно.

Теплота и магия рождественских праздников, в которую он наконец поверил, оказались иллюзией. Не приход Рождества украсил его дом, а всего лить зеленые ветки сосны, остролиста и омелы, принесенные из леса, которые через несколько дней будут сняты и выброшены. А родственники тоже хороши – веселятся на Рождество, когда со дня кончины отца его жены не прошло и двух месяцев. Не следует ли им быть в глубоком трауре? Ему, ей и всем остальным?

Он слышал, как в гостиной все еще пели или кто-то продолжал петь, а другие оживленно разговаривали и смеялись. Во всяком случае, всем было весело, и полчаса назад ему казалось, что он тоже готов в этом участвовать. Но это были люди из ее мира, а он закрыт для него. Его происхождение и воспитание не пускают его туда. Взяв в жены одну из представительниц чужого ему мира, он лишил и ее возможности быть такой же беспечной и счастливой, как все они. А может быть, она лишила его счастья? Кто знает? Наверное, виноваты они оба.

Он открыл дверь в гостиную, позволяя Элинор войти первой.

Элинор грела руки перед камином и, глядя на огонь, чувствовала, что вот-вот расплачется. Но нет, она не позволит себе этого, ведь не проронила же она и слезинки, когда умер отец. Не заплачет и сейчас, когда в любую минуту может войти граф.

В этом году у нее не будет Рождества, не будет радостных, чудесных и полных особой магии праздников, какими они всегда были для Элинор. Но только не в этот раз. Когда она вернулась из библиотеки, ее не порадовал вид празднично убранной гостиной, и рождественские песни не напомнили о Вифлееме и младенце в яслях, а также о том, что все это для нее когда-то значило. Со щемящей тоской она вдруг вспомнила отца. Он не должен был требовать от нее веселой встречи Рождества. Она не в состоянии это выполнить!

Подшучивания семьи более не казались ей милыми и забавными. Дядя Сэм зачем-то громогласно спросил, где это они были так долго, привлекая к ней и графу всеобщее внимание, затем перекинулся многозначительными взглядами с дядей Беном и дядей Гарри; тетя Юнис и тетя Айрин посоветовали им не обращать внимания на шутки, а тетушка Рут и кузины Мюриель и Мейбл почему-то покраснели. Том, заметив, где она стоит, смеясь, сказал об этом графу.

Тот был вынужден подойти к жене, обнять ее и поцеловать в губы, поскольку они оказались под венком омелы. Все это сопровождалось всеобщим ликованием, весельем, шутками, смехом и поздравлениями. Тетя Рут даже благословила ее.

Элинор проняла дрожь. Нет, у нее не будет радостного Рождества. Но свое обещание отцу она выполнит.

Когда традиционный поцелуй под омелой состоялся, Элинор случайно поймала взгляд Уилфреда. Бедняга даже не пытался скрыть свое отчаяние.