Рождественское убийство

— И ты не сожалел об этом? — спокойно спросила Хильда.

— Нет, конечно. Я знаю, что с моей профессией много не заработаешь. Большим художником я не стану, это ясно. Но мы достаточно счастливы в нашем коттедже, у нас есть все, что нужно, все необходимое. А если я умру, что ж, моя жизнь застрахована в твою пользу.

Он замолчал, а затем внезапно воскликнул:

— И вот теперь — это!

Он ударил кулаком по письму.

— Жаль, что письмо отца тебя так расстраивает, — заметила Хильда.

Дэвид продолжал, как бы не слыша ее:

— Он просит меня приехать с женой на Рождество, выражая надежду, что нам, возможно, удастся собраться всем вместе! Воссоединившаяся семья! Что это может означать?

— Зачем искать скрытый смысл там, где его нет? — сказала Хильда.

Он вопросительно взглянул на нее.

— Я хочу сказать, — пояснила она, улыбаясь, — что твой отец стареет. Он начинает тосковать по семейным узам. Ты же знаешь, такое бывает.

— Возможно, ты и права, — медленно произнес Дэвид.

— Он старик, и он одинок.

Дэвид бросил на жену быстрый взгляд.

— Значит, ты советуешь мне поехать, не так ли, Хильда?

— Было бы, по-моему, — сказала его жена, осторожно подбирая слова, — было бы жестоко не откликнуться на его просьбу. Я старомодна, я это знаю, но почему бы во время Рождества не наступить миру и общему согласию?

— После всего, о чем я тебе рассказал?

— Я знаю, дорогой, знаю. Но все это в прошлом. С этим давно покончено.

— Но не для меня.

— Только потому, что ты сам этого не хочешь. Ты намеренно хранишь в себе память о прошлом.

— Я не могу забыть.

— Точнее, ты не хочешь забыть. В этом все дело, Дэвид.

Его лицо внезапно приняло несвойственное ему жесткое выражение.

— Мы все такие, все Ли. Мы храним воспоминания годами — лелеем их, не даем им угаснуть.

— Не понимаю, чем здесь можно гордиться? — несколько раздраженно заметила Хильда. — На мой взгляд, абсолютно нечем.

Он с укором посмотрел на нее.

— Значит, ты не ценишь в человеке верности прошлому?

— Я не верю в прошлое, Дэвид, я верю только в настоящее! Прошлое не должно возвращаться. Если мы будем без конца возвращаться к прошлому, мы в конце концов исказим его. Мы невольно все будем преувеличивать, видеть то, что было, в кривом зеркале.

— Но я могу абсолютно точно вспомнить каждое слово и каждое событие тех дней! — страстно воскликнул Дэвид.

— Возможно, но ты не должен этого делать, дорогой! Это неестественно. Ты до сих пор смотришь на мир глазами мальчика тех дней, хотя тебе давно бы следовало взглянуть на прошлое глазами мужчины.

— Это ничего бы не изменило, — возразил Дэвид.

Хильда заколебалась. Она прекрасно сознавала тщетность собственных усилий, но все же ей очень хотелось убедить Дэвида в своей правоте.

— Мне кажется, — сказала она, — что ты считаешь своего отца каким-то чудовищем! Дьяволом в образе человеческом! Я уверена, что стоит тебе увидеть его теперь, ты поймешь, что это самый обыкновенный человек. Человек, чья жизнь была, быть может, далека от безупречной, человек, который имел дурные наклонности и скверный характер, но в любом случае — он всего лишь человек, а не какой-нибудь монстр!

— Ты не хочешь понять! Его обращение с моей матерью…

— Есть женщины, — печально заметила Хильда, — чья кротость и полное повиновение нередко пробуждают в мужчине худшие черты характера — в то же время, как тот же мужчина, столкнувшись с силой духа и решительностью, может стать совсем другим человеком!

— Ты что же, хочешь сказать, что она сама была виновата…

— Да нет же, нет! — перебила его Хильда. — Я не сомневаюсь, что твой отец обращался с ней ужасно плохо, но отношения между мужем и женой — это очень сложная вещь, и сомневаюсь, чтобы кто-либо посторонний — будь то даже их ребенок — смог бы в них разобраться. И потом, все твое возмущение уже не в силах помочь ей. Все это в прошлом, а его не возвратить! Сейчас ты должен думать о больном старике-инвалиде, который просит родного сына приехать к нему на Рождество.

— Ты хочешь, чтобы я поехал?

После некоторого колебания Хильда решительно произнесла:

— Да. Я хочу, чтобы ты поехал туда и чтобы с чудовищем, созданным твоим воображением, было покончено раз и навсегда.

V

Джордж Ли, член парламента от Вестерингэма, был тучным джентльменом лет сорока с небольшим.

Его бледно-голубые, немного навыкате глаза постоянно взирали на мир с неопределенно подозрительным выражением. Говорил он степенно, медленно ворочая тяжелой челюстью.

— Я же сказал тебе, Магдалена, — важно произнес он, — что мой долг поехать туда.

Его жена нетерпеливо пожала плечами.

Это была стройная платиновая блондинка с выщипанными бровями и несколько плоским, округлым лицом, как обычно — без какого-либо признака мысли.

— Ах, дорогой, — запротестовала она. — Там будет ужасно скучно и мрачно, я в этом уверена.

— Помимо всего прочего, — заметил Джордж, и лицо его оживилось, словно его осенила очень удачная мысль, — это даст нам прекрасную возможность сэкономить. Рождество — весьма дорогостоящая пора. Зато нам не придется тратиться на слуг.

— Ну ладно, — согласилась Магдалена. — В конце концов, на Рождество везде достаточно уныло.