Читаем Рождество 94, или Триумф Жисмонды (СИ) полностью

-Зато не откажется помочь, раз у него туго с деньгами, - постарался подбодрить начальство Клайд. - Под Рождество многие предпочитают отдыхать, сами знаете.

-Тоже верно, - исторг очередной вздох де Бруноф. - Ладно, соедини меня с ним… надеюсь, он сейчас дома.

И, к счастью, Альфонс Му́ха был дома.

* * *

34-летний художник поднял трубку и устало произнес:

-Альфонс Му́ха у аппарата. Я вас слушаю.

Раздался треск, потом последовали трудно разборчивые слова. Оказалось, звонят из типографии.

-Да, месье де Бруноф, - встревожился Альфонс. Что там опять произошло, да еще на ночь глядя? - Чем могу помочь?

-Мой дорогой Му́ха, только что мне позвонила Сара Бернар, - отозвался де Бруноф. - Ей нужен рекламный плакат для постановки. Он должен быть готов к утру новогоднего дня. Вы когда-нибудь делали что-либо подобное?

Му́ха показалось, что у него на миг остановилось сердце, а потом забилось вновь, да с такой силой, что молодому человеку сделалось жарко от бешеного тока крови. И разволноваться было от чего: плакат для самой Сары Бернар! Это ли не мечта? Правда, оставалась одна маленькая проблема…

-Нет, я не делал ничего подобного… пока, - Му́ха решил не врать, хотя его так и подмывало слегка слукавить. – Но я могу попробовать.

Де Бруфон ответил не сразу. Буйное воображение Му́ха рисовало ему образ директора типографии, нервно теребящего свой галстук и морщившего лоб… сомневающегося… решающего его, Альфонса, судьбу.

-Вы уверены в своих силах? - наконец, недоверчиво уточнил де Бруфон. - Вы справитесь?

Альфонс, конечно, не мог ничего гарантировать, но уверенности в себе ему было не занимать.

-Я совершенно уверен, - твердо произнес он.

-Что ж… пожалуй, у меня нет выбора… вы - лучший из художников, которые остались под Рождество в Париже…

Комплимент был довольно сомнительным, однако Му́ха понимал, что сейчас не самый подходящий момент для обид.

-Хорошо, тогда приходите ко мне завтра с самого утра. Я введу вас в курс дела. Всего вам доброго! - и де Бруфон повесил трубку.

Последовав его примеру, Альфонс коснулся лба и обнаружил не без удивления, что умудрился вспотеть во время разговора. Это зимой-то!

-Что ж, Альфонс, - пробормотал художник, покусывая губу. - Это он. Твой шанс. Смотри не упусти!

* * *

Альфонс не считал себя театральным завсегдатаем, тем более что средства принуждали к предельной экономии, однако вечер следующего дня провел именно в театре. Этот спектакль он пропустить никак не мог, ему важно было увидеть Сару Бернар на сцене и понять, как запечатлеть ее на новой афише.

-Сара Бернар несколько капризна, - вспомнились его осторожные наставления Брунофа. - Поэтому нужно создать нечто особенное… не просто афиша, а произведение искусства, надеюсь, вы понимаете, дорогой мой Му́ха?

Еще бы ему не понимать! Сара Бернар, сама Сара Бернар! Богиня Сцены. Несравненная и Единственная. О ней слышали все, ее обожали, ей поклонялись.

Альфонс уже видел госпожу Бернар в других постановках (как и большинство парижан), но тогда он смотрел на зритель, теперь же - как художник. И это все меняло.

Да, взгляд художника менял восприятие, но не менял сути, а суть была проста: Сара блистала, вдохновляла, поражала воображение. Она была не талантлива, нет - гениальна. Прирожденная актриса. И так дивно хороша собой, не поверишь, что ей уже далеко за 40… или все 50? Альфонс не был уверен, сколько лет великой актрисе, да и какая разница? Выглядела она превосходно в свои немолодые годы.

Любуясь Госпожей Сцены, Альфонс не переставал восхищаться. Вот ведь играет! Лучше всего ей удалась сцена смерти, и это Му́ха совершенно не удивило. Говаривали, Сара Бернар заказала специальный гроб, в котором спала каждую ночь - ход экстравагантный и смелый! То ли она хотела таким образом привыкнуть к мысли о собственной бренности, то ли желала прослыть оригиналкой (что ей всегда удавалось)... а может, оттачивала актерские навыки столь странным манером. Результат был налицо: Сара невероятно правдиво изображала процесс умирания, принуждая зрителей верить ей, сопереживать, оплакать судьбу ее героини. И Альфонс, внутренее подмечая каждую деталь, сопереживал вместе с прочими. Он не мог не подпасть под властное очарование обворожительной Бернар.

“Да, старик типограф прав, - рассеянно размышлял Альфонс, наблюдая за истовой игрой актрисы. - Саре Бернар нужна не просто афиша… ей нужно что-то необыкновенное….”.

Справится ли он? Му́ха готов был приложить все свои способности, чтобы поразить воображение актрисы не менее сильно, чем она поразила его собственное.

Самонадеянное желание, но именно такие устремления помогают нам совершать чудеса.

* * *

И вот настало время для раздумий… вернее, времени-то как раз было в обрез, до Нового года оставались считанные дни, и в распоряжении Му́ха была, пожалуй, только одна ночь - та, что следовала за спектаклем. Хватит ли ему нескольких часов, чтобы сформулировать Главную Идею? Впрочем, выхода нет - должно хватить, иначе его афиша повторит несчастливую судьбу своей предшественницы, и Альфонс окончательно пополнит ряды художников-неудачников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза