Рождество Одной Принцессы (СИ)

За одной низкой слабо различалась неопрятная каштановая шевелюра. Почти не видно, будто там сидит маленький ребёнок её роста. Один? На рынке? В каких–то коробках, а не дома? Аоко не могла этого допустить, сегодня же двадцать пятое декабря, Рождество! Все должны сидеть дома и получать подарки от Санты! И добрая девочка подбежала к коробкам, залезла на самую крепкую и заглянула вниз.

Внутри спрятался маленький мальчик её роста и, примерно, её возраста. На нём старое, изъеденное молью пальто и грязные зимние ботинки с двумя большими дырками, из–под которых выглядывали ещё более дырявые шерстяные носки. Перчаток у него тоже не было, как и чего–то, что могло согреть его, он просто сидел в коробках и пытался не замёрзнуть: дул на руки и просто на тело, но никакого результата. Это заставило сердце Аоко сжаться, потому она попыталась наклониться чуть ближе.

И тут мальчик поднял на неё свои красивые голубые глаза. Взгляд был безразличным и, кажется, бездомный пацан узнал известную гостью. Тогда его взгляд стал неприятным и то ли завистливым, то ли полным ненависти. А потом снова наклонился вниз, игнорируя девочку.

Аоко должна была оскорбиться ужасным отношением, но как ещё бездомный ребёнок мог относиться к богатой принцессе, родившейся на всём готовеньком? Доброй девочке искренне хотелось достать второе пальто, ещё одни ботинки, носки, сводить его в замок, попросить у отца еды и свободную комнату, которых у них полно, но король молчалив, а слуги слишком консервативны и «зажрались». Многие из них были такими же, пока королева не прикрыла их. Где же она сейчас?

Но ведь сегодня — Рождество, и у Аоко было кое–что — её запасные перчатки. Фиолетовые, не очень женственные (удачно), но очень тёплые. «Да, верно!» — подумала она и потянулась к карману. Он зашуршал, привлекая внимание мальчика.

— Счастливого Рождества! — состроив самую широкую улыбку, девочка вытянула руку с шерстяными изделиями. И, даже после кучи книг о добрых принцессах, помогающих бедным, она никогда не забудет это лицо.

Его брови поднялись ужасно высоко, голубые глаза долго смотрели на руку с перчатками, а потом поднялись к глазам девочки. Рот раскрылся на немного, но потом всё шире и шире, пока под глазами не сформировались небольшие слёзы, похожие на льдинки, в то время как на щеках проявился далеко не морозный румянец.

Мальчик поднял обе ладошки и взялся за протянутую ему руку. Он не решался взять подарок, потому Аоко постаралась улыбнуться шире, будто произнося «ну же, это тебе». И незнакомец неловко принял варежки и медленно надел на руки. Сразу тепло не становится, но потом руки обязательно согреваются.

Вдруг мальчик снял одну варежку и засунул руку в один карман, а потом эту же руку в другой. Его глаза расширились, когда он что–то там нащупал и вытащил, а потом он с грустно–разочарованной улыбкой протянул Аоко пуговицу.

— Счастливого… Рождества!

Аоко обожала пуговицы. Она коллекционировала их и прекрасно помнит, как обрадовалась. Такой красивой у неё ещё не было, она всегда перешивала её на новые зимние пальто. Даже сейчас её голова повернулась к её новому, любимому, синему, где эта самая пуговица бережно пришита на самую верхнюю застёжку. Эта была большая белоснежная снежинка вычурной формы с кружком посередине, отливающая на сияющем солнце. Сколько же отцу стоило достать ещё четыре таких же для неё? Сменилось три мастера, но лишь лучший из них смог воспроизвести рисунок в точности, как дорогой принцессе оригинал.

— Какая красивая, спасибо! — Аоко просияла и, не колеблясь, взяла подарок. Мальчик удивился ещё больше, но, вдруг, искренне улыбнулся и медленно кивнул, надевая ранее снятую перчатку на руку. Потом он очень весёлым голосом «вечного озорника» спросил:

— А ты тут часто ходишь?

— Да, Аоко по этой дороге возвращается в замок! А ты тут… живёшь?

— Нет, но я прихожу на Рождество! — его яркая и лучезарная улыбка ослепляла не меньше, чем у принцев из книг. А самое главное она вовсе не была приторной и искусственной, как у принца Сагуру. Это было выражение искренней радости, — Принцесса, а ты будешь тут на следующее Рождество? Приходи, я найду что–нибудь лучше пуговицы!

— Спасибо, но Аоко нравится и пуговица! — девочка сложила подарок в карман, — Вечером здесь?

— В следующий раз приду днём!

— А как тебя зовут? — мальчик неожиданно смутился. Он посмотрел в пол, а потом улыбнулся… искусственно, как Аоко не любила, к тому же вымучено.

— Папа запрещает мне называть своё имя. Называй меня… Кид, — принцесса удивилась, но мальчик ей понравился.

— Хорошо, Кид, а кто твой папа? — безразличный взгляд, что вовсе не красит детское лицо, не изменился.

— Папа запрещает мне говорить о себе. Но он хороший, правда!

— Верю! Ладно, э, только на следующее Рождество здесь будешь? Меня папа ждёт! — Кид слабо кивнул.

— Да, я приеду на Рождество, увидимся! Спасибо тебе!

Аоко в последний раз улыбнулась и одним прыжком назад слезла с коробки, а потом побежала к воротам рынка. И всё это время чувствовала внимательный, но подобревший взгляд в спину.