Рождество по-новорусски

– Можно. И раз уж вы решили, что теперь с вами нельзя сделать ничего официального, то я ничего и делать не буду. Ошибаетесь. Именно официально мы с вами и поступим. Мы поступим с вами, как поступили бы с любым милиционером, завалившим такое дело. Через несколько дней, совсем скоро, вас официально попросят об отчете, а потом уволят по неполному соответствию. Вполне официально. Вы меня понимаете?

– Естественно, – улыбнулся Гринчук. – Как не понять. Через несколько дней. Ради бога, снимайте и выгоняйте. Через несколько дней. Я могу идти?

– Идите.

– А из квартир меня и моих людей еще не выгнали? Машины не вернуть?

– Пока не нужно. Мы же с вами решили все делать официально.

– Премного вам благодарны, – поклонился на пороге Гринчук. – Нижайше кланяемся. Наше почтение.

Когда дверь за Грнинчуком закрылась, Владимир Родионыч устало откинулся на спинку кресла.

Как там полковник характеризовал Гринчукак? Честный, неподкупный, циничный? Циничный, кто же будет спорить? А вот по всему остальному…

Грустно узнавать цену неподкупных и честных. Четыре миллиона.

Гринчук задержался возле стола Инги:

– Что там у него было в папке? Приказ на увольнение? Или мой рапорт?

– И еще конверт с выходным пособием, – сказала Инга.

– Могла ведь предупредить, – укоризненно сказал Гринчук. – Типа, предостеречь.

– Мне за это денег не платят. Мне платят за информацию о миллионах, – Инга широко улыбнулась, демонстрируя ровные и идеально белые зубы.

– Тоже вариант, – не мог не согласиться честный и справедливый Гринчук. – По понятиям – все чисто. Но нехороший осадок остался.

– Это ваши проблемы, – еще ослепительнее улыбнулась Инга.

– Исключительно, – согласился Гринчук. – Само собой. А теперь не наберете мне номер охранного агентства «Булат». И чтобы лично директора. Самого Шмеля.

Инга, не заглядывая в записи, набрала номер, переговорила с тамошним секретарем и протянула трубку Гринчуку.

– Да? – сказал Гринчук.

– Слушаю, – сказал Шмель.

– Еще сердишься на меня?

– Нет. Все честно.

– Нам нужно переговорить, – сказал Гринчук.

– Срочно?

– Да.

– Приезжай.

– Нет, лучше на нейтральной территории. Давай в клубе «Кентавр». Знаешь?

– Да.

– Через полчаса успеешь?

– Успею.

– Пока.

Гринчук протянул трубку Инге:

– А по интересующему нас с вами вопросу нет ничего?

– Абсолютно, – улыбнулась Инга.

– Все-таки, придется оштрафовать. За отсутствие рвения и информации.

– А может, я вам на сумму штрафа лучше минет сделаю? – спросила невинным тоном Инга.

– На такую сумму меня не хватит, – печально сказал Гринчук. – Не встретились мы с вами раньше, когда я еще был молод и полон жизненных соков.

– Как жаль, – сказала без сожаления Инга.

– А мне как жаль, – в тон ей ответил Гринчук. – Одно радует, меня еще не уволили, так что я буду иметь удовольствие вас иногда видеть.

Гринчук вышел.

Инга достала из сумочки зеркальце и внимательно посмотрела на себя. Вздохнула.

Владимир Родионыч набрал номер телефона Полковника.

– Ну, господин Полковник, как вам все происходящее?

– Вы имеете ввиду передачу?

– Я имею ввиду именно передачу. Я поначалу решил, и вы мне в этом решении помогли, что ваш любимый Гринчук поищет эти деньги, а потом успокоится. Да…

– Теперь вы думаете иначе?

– Теперь… Я хотел сегодня все закончить с ним мирно. Даже, старый дурак, приготовил ему выходное пособие в конверте…

– А он снова поступил по-своему.

– А он в последний раз поступил по-своему. Все. Мое терпение лопнуло. Вы, пожалуйста, подготовьте свою спецгруппу, – Владимир Родионыч чуть понизил голос. – Для Михаила. Решайте все через неделю, раньше я не смогу подготовить проверку работы отдела и отставку вашего подполковника.

Полковник промолчал.

– Да что вы там сопите на том конце провода, вы же понимаете, что он сорвался с нарезки. Он теперь уже ни о чем другом думать не может, кроме как о деньгах. Ни о чем. Это уже не тот капитан, который так поразил вас, Полковник. Мы думали, что он сломался и начал спиваться… А он сломался по-другому. Он возненавидел всех нас за то, что у нас есть деньги и власть. Вспомните тот новогодний вечер. Я тогда, каюсь, умилился, как он ловко прижал всех нас, как отводили взгляды властные и сильные дяди и тети. А он видел нас всех раздавленных и слабых. Он видел, как легко мы все превратились в грязь. И он это запомнил. Чем он хуже нас? Он ведь, если возьмет след, то уже не может остановиться. Он будет идти по следу, гнать свою жертву до тех пор, пока она не рухнет без сил. И наше счастье, что ему подвернулся этот кусок в четыре миллиона долларов. Иначе он нашел бы способ всех нас скрутить и прижать. В каждом из нас нашел бы слабину. И тогда мы умылись бы кровью. Каждый из нас. И вы, и я. Мы все. Вы меня слышите?

– Слышу.

– Слушайте, Полковник, – Владимир Родионыч замер, подбирая слова.

И удивился. Он сам не ожидал от себя такой вспышки, такой ярости и такого страха. Они все действительно беззащитны. Они не умеют реагировать вот именно на таких – уверенных в себе, ловких, жестких и прагматичных. И они не умеют обходится без таких. Они им нужны для защиты. И они – самая страшная угроза.