– Большие. Целых четыре миллиона долларов. Если они прямо от вас приехали на завод, то деньги должны были привезти. Но денег не нашли. Как полагаешь, куда они могли их спрятать?
– Деньги? Деньги… – тихо пробормотал Липский. – Так тебе деньги нужны? Ты только из-за денег?..
– Спокойно, Леня, не нужно нервов. Какие деньги? Я хочу найти того, кто угрожал твоей матери. И кто все это организовал. А деньги… – Гринчук встал со стула. – Если я не найду организатора, то деньги меня бы утешили. Так все-таки, говорили что-нибудь твои похитители?
– Какая же ты сволочь, Гринчук, – процедил Леонид, глядя в глаза Гринчуку.
– Это я сволочь? Извини, милый. Это я перестрелял столько народу? Это я решил все прикрыть, чтобы не было лишних вопросов и проблем у благородных новых русских дворян? Это я умудрился нажить столько бабок, совершенно честным путем, заметь, как твой покойный папа? Это я избивал девок из обслуги только за то, что они отказывались принимать ухаживания прыщавого юнца, возомнившего о себе черт знает что. И это я попытался свалить все на мента, который дерзнул приструнить этого несовершеннолетнего подонка. Мне очень жаль твою семью. Жаль отца и мачеху. Детвору… – Гринчук потер переносицу. – Даже Ромку этого недоделанного тоже жалко. Он съехал крышей, постоянно видя, как вы живете. Как вы распоряжаетесь жизнями людей, и как считаете себя неуязвимыми. Он из-за этого пошел на убийство. Он сволочь и подонок. Я бы его сам пристрелил, и рука не дрогнула бы. Но его я могу понять и пожалеть. А тебя… Мне тебя не жалко, потому, что и тебе никого не жалко. Я захотел найти четыре миллиона долларов! Да, я захотел. И если я их найду – брошу на хрен все и всех. Я не стану гнуться перед вашим советом. Можешь, при случае, им это предать. Если я найду деньги, никто из них не сможет у меня отобрать эти миллионы. Я уже поделил их и мысленно потратил.
– И тебя жалеть я не собираюсь. Для тебя эти четыре миллиона – ерунда. Ты теперь очень богатый мальчик. Очень. И ты не о гибели отца думаешь, тебе на него было наплевать еще при жизни. Ты о своем будущем думаешь. О богатом, независимом будущем. Так почему я не могу подумать о своем будущем? Ты ведь все равно эти деньги, считай, потерял. Они к тебе все равно не вернутся. Не так?
Леонид Липский молчал.
Гринчук прошелся по комнате. Было видно, как он заталкивает свою злость вовнутрь себя. И было видно, что он очень не доволен тем, что сорвался.
– Запомни, засранец, – сказал Гринчук ужу почти спокойным голосом. – То, что я сказал тебе – я сказал только тебе. Если об этом узнает кто-то другой – пеняй на себя.
– Угрожаешь?
– А ты как думал? – усмехнулся недобро Гринчук. – Я именно угрожаю.
– И что ты мне сделаешь? – спросил Липский.
– А я тебя подставлю. Могу даже сказать как именно. Мне нужно будет просто найти ерундовину, из которой будет следовать, что ты принял участие в подготовке убийства. А?
Липский побледнел, его руки сжались в кулаки.
– Не нужно на меня так смотреть, – засмеялся Гринчук. – Ты подумай, что с тобой может произойти, если я, скажем, найду где-нибудь бумажку с твоим номером телефона. Вот те три урода, которые тебя отбили у похитителей. Они ведь могли на завод приехать не случайно. Их туда мог кто-то вызвать. А почему не ты? Договорился с похитителями, пообещал им бабки. А когда они все для тебя сделали, убрав, кстати, и Романа, ты вызвал мальчиков Мехтиева, и они подчистили еще раз. Они даже могли и не знать, кто их нанял. Думаешь, я не смогу слепить чего-нибудь правдоподобного?
Ленид стоял, закрыв лицо руками.
– Ты меня понял? – спросил Гринчук.
– Понял, – ответил Липский.
– Так ты подумай, где эти ребята могли спрятать деньги. И заодно прикинь, для следствия, кто мог угрожать твоей матери. Договорились?
Леонид кивнул.
– Вот и хорошо. Я пойду пообщаюсь с твоей мамой, а ты тут собирайся. И не делай глупостей.
Гринчук вышел в коридор.
Сержантов возле палаты уже не было. Был только Михаил, который внимательно посмотрел на Гринчука.
– Что уставился? – спросил подполковник.
– Тяжелый разговор был?
– А ты как думаешь?
– К чему-то пришли?
– Он подумает и вспомнит. Все вспомнит. Не сегодня, так завтра.
– Юрий Иванович, – окликнула со стороны лестницы Гринчука Надежда Юрьевна. – Можно вас на минуту.
– Иду, – сказал Гринчук.
Он выглядел очень усталым. На скулах проступили красные пятна.
Но с Сомовой он заговорил спокойно:
– Все решили с врачом?
– Да, – кивнула Сомова. – Он уже подготовил все бумаги. Я, собственно, хотела поговорить с вами.
– Не нужно так волноваться, – сказал Гринчук. – все будет нормально.
– А я и не волнуюсь, – ответила Сомова.
– Ну да, а грудь вон как волнуется. У вас очень выразительная грудь.
– Оставьте свои пошлости для девок на улице, – холодно сказала Сомова.
– Для девок так для девок. Только грудь действительно сильно волнуется и местами напряглась, – усмехнулся Гринчук.
– Послушайте, я сделала все, как просил ваш человек. Я придумала эти звонки с угрозами. Я приехала сюда, и вынуждена буду общаться с сыном, который меня ненавидит…
– Можно подумать, вы его любите…