Рождество под кипарисами

В тот же вечер Мурад принял предложение Амина и поселился в гараже, стоявшем у подножия огромной пальмы, совсем рядом с домом. По ночам он слышал, как крысы, шурша листьями, карабкаются по плющу, обвивавшему необъятный ствол. Мурад почти ни в чем не нуждался: походная кровать, одеяло, которое он складывал каждое утро с маниакальной аккуратностью, солдатский котелок и большой кувшин воды, чтобы наскоро помыться. Если бы ему велели справлять нужду прямо в поле, это его не удивило бы и не шокировало. Но он пользовался наружным туалетом, устроенным во дворе кухни для служанки Тамо: ей не позволялось писать там же, где писала Матильда. Мурад установил для рабочих армейскую дисциплину. Не прошло и месяца, как они дружно его возненавидели. «Дисциплина в армии – секрет ее победы», – повторял Мурад. Он был хуже некоторых французов, хуже тех, кто запирал плохих работников в тесной каморке или лупил их. Этот парень, жаловались феллахи, хуже, чем иностранец. Он предатель, продажный тип, он из племени работорговцев, которые строят свои империи на горбу своего народа.

Однажды, когда Мурад с Ашуром проходили мимо хозяйства Мариани, Ашур откашлялся и, набрав побольше слюны, плюнул на землю.

– Будь ты проклят! – прокричал он, вперив взгляд в ограду владения. – Эти поселенцы забрали себе лучшие земли. Они отняли нашу воду и наши деревья.

Мурад его оборвал и с суровым видом произнес:

– А что здесь было до него? Это они бурили землю, чтобы найти воду, они сажали деревья. И жили они в нищете, в глинобитных хижинах, а то и просто под жестяными навесами – разве не так? Знаешь что? Придержи-ка ты язык! Здесь не надо разводить политику. Здесь надо возделывать землю.

Мурад решил проводить утреннюю поверку и упрекнул Амина в том, что тот не контролирует рабочий график:

– Если нет власти, это анархия. Как ты хочешь, чтобы твоя ферма процветала, если ты позволяешь, чтобы они делали, что им вздумается?

Мурад не отходил от своих машин с рассвета до самого вечера и там же обедал. Работники не хотели есть вместе с ним, и он сидел один в тени под деревом и жевал свой кусок хлеба, опустив глаза, чтобы не видеть насмешливых взглядов своих подопечных.

В первые же дни после того, как его наняли, Мурад предпринял попытку разобраться с проблемой воды. Из старого мотора от «понтиака» он сделал насосную станцию и нанял несколько человек для буровых работ. Когда брызнула вода, раздались радостные крики. Люди протянули мозолистые руки, ловя водяную струю, ополоснули обожженные ветром лица и вознести хвалу Всевышнему за его щедрость. Но Мурад не обладал великодушием Аллаха. Он организовал по ночам «водяной обход», чтобы охранять колодцы. Два работника, которым он доверял, с карабином на плече несли караул, сменяя друг друга. Они разводили огонь, чтобы отпугнуть шакалов и собак, и боролись со сном, ожидая, пока их сменят.

Мурад хотел, чтобы Амин был счастлив, чтобы ему было чем гордиться. Он не обращал внимания на ненависть работников и думал только о том, как угодить своему командиру. С каждым днем Амин перекладывал на Мурада все больше дел и посвящал свое время опытам и визитам в банк. Он часто отсутствовал, приводя Мурада в отчаяние. Когда он соглашался на эту работу, то мечтал, что восстановится связь, существовавшая между ними во время войны, что они вместе обретут радость жизни под открытым небом, будут часами вместе бродить, встречать опасность и смеяться, по-мужски смеяться над дурацкими шутками. Он думал, что вернется их прежнее взаимопонимание и, хотя Амин – начальник, а Мурад – подчиненный и так будет всегда, их снова свяжет крепкая дружба, и ни Матильда, ни работники, ни даже дети не будут иметь к ней никакого отношения.

Когда в середине декабря Амин предложил ему помочь с ремонтом комбайна, Мурада охватила неописуемая радость. Они провели три дня, закрывшись в ангаре. Амина удивляло воодушевление Мурада, который весело насвистывал, забираясь на гигантскую машину. Во время войны именно он ремонтировал танки. Однажды вечером Амин, лицо которого было испачкано машинным маслом, а руки дрожали от усталости и досады, швырнул об стену инструмент, злясь на себя за то, что потратил столько времени и денег на бесполезный агрегат. Им не хватало нескольких деталей, и ни у одного механика в округе их было не достать.

– Пропади все пропадом! Я иду домой.

Мурад преградил ему путь и комичным зычным голосом велел Амину проявлять стойкость и не унывать. Он заявил, что сумеет сам изготовить недостающие детали, и добавил, что, если понадобится, он готов, ради того чтобы комбайн заработал, отрезать себе ногу или руку. Амина это рассмешило, а в те времена он нечасто смеялся.