Матильда устремилась на торговую улицу, словно в объятия мужчины. Она дрожала от возбуждения, и ей пришлось сделать два глубоких вдоха, прежде чем войти в модный магазин, владельца которого звали Огюст. Она померила два платья, одно черное, другое лиловое, и долго не могла решить, какое взять. Купила лиловое, но вышла из магазина в мрачном настроении, расстроенная тем, что пришлось выбирать, и сожалея, что не остановилась на черном, поскольку оно ее стройнило. По дороге домой она махала сумкой с покупками, словно маленькая девочка, которая возвращается из школы и мечтает выбросить тетрадки в канаву. В витрине самого стильного в городе шляпника она заметила шляпу из итальянской соломки с широкими мягкими полями, отделанную красной лентой. Матильда поднялась по ступенькам, ведущим к входу, и продавец открыл ей дверь. Это был пожилой жеманный мужчина, скорее всего педераст, решила Матильда. Интерьер магазина показался ей унылым и непривлекательным.
– Что вам угодно, мадемуазель?
Она молча указала пальцем на ту самую шляпу.
– Превосходно!
Он скользнул по паркету и неторопливо отцепил шляпу от стойки в витрине. Матильда ее примерила и, увидев свое отражение в зеркале, вздрогнула. Она выглядела как женщина, как настоящая женщина, как утонченная парижанка из состоятельной буржуазной семьи. Она подумала о сестре, которая говорила, что у тщеславных женщин дьявол стоит за спиной и что любоваться собой в зеркале – это дурно. Продавец вяло сделал ей комплимент, потом ему, видимо, наскучило ждать, а Матильда снова и снова поправляла шляпу, сдвигая ее то вправо, то влево. Она несколько минут разглядывала этикетку, где была указана цена, погрузившись в глубокие мучительные раздумья. В магазин вошел покупатель, и продавец раздраженно потянулся за шляпой, чтобы ее забрать.
Покупатель подошел к Матильде и произнес:
– Восхитительно.
Она покраснела, сняла шляпу и медленно опустила ее на грудь, не догадываясь, какая чувственность скрыта в этом движении.
– Мадемуазель, вы ведь не местная, правда? Я бы поклялся, что вы артистка. Скажите, я прав?
– Вы совершенно правы, – ответила она. – Я работаю в театре. Только что получила ангажемент на новый сезон.
Она подошла к кассе и вытащила из сумочки конверт с деньгами. Пока продавец с невероятной медлительностью упаковывал шляпу, Матильда отвечала на вопросы молодого человека. Он был одет в элегантный плащ и фетровую шляпу болотного цвета, слегка надвинутую на лоб. Со смешанным чувством стыда и возбуждения она нанизывала одну ложь на другую. Продавец прошел через весь магазин и у стеклянной двери протянул Матильде пакет. Мужчине в плаще, который предложил ей встретиться, она ответила:
– К сожалению, я очень занята на репетициях. Как-нибудь вечером вы сможете увидеть меня на сцене.
Подходя к дому, она почувствовала неловкость оттого, что в руках у нее столько пакетов и свертков. Она пробежала через гостиную и, счастливая, раскрасневшаяся, закрылась у себя в комнате. Приняла ванну и перетащила граммофон, прежде стоявший в конторе отца, поближе к своей кровати. В тот день она была приглашена на вечеринку и стала собираться, слушая старую немецкую песенку, которую очень любил Жорж. На вечеринке гости расхвалили ее лиловое платье, а мужчины, улыбаясь, оценили переливчатые шелковые чулки. Она пила игристое вино, такое сухое, что спустя час у нее во рту не осталось ни капли слюны, и ей пришлось пить еще и еще, чтобы продолжать рассказывать. Все расспрашивали ее о жизни в Африке, об Алжире, с которым все вечно путали Марокко.
– Значит, вы говорите по-арабски? – поинтересовался симпатичный молодой человек.
Она выпила залпом предложенный ей бокал красного вина и под гром аплодисментов сказала фразу на арабском.