Рождество под кипарисами

Что она забыла на центральной улице среди дня? Она, еще почти ребенок, скорее всего из приличной семьи, из уважаемой семьи, где дочери положено носить прямые юбки и жакеты строгих цветов. Она не имела ничего общего с таскавшимися по авеню шалавами, ускользнувшими из-под надзора отцов и братьев и забеременевшими после бурного свидания на заднем сиденье машины. Эта девушка была поразительно свежа, и Мехки, хватая фотоаппарат, воспринимал как настоящее чудо, что ему суждено запечатлеть этот миг для вечности. Ему казалось, что на него низошла благодать. Этот быстротечный момент, это лицо, еще ничем не оскверненное, не тронутое ни рукой мужчины, ни тенью грехов, ни тяготами жизни. Это и отпечатается на пленке: наивность юной девушки и ее взгляд, в котором угадывается жажда приключений. Молодой человек тоже был очень красив – достаточно было посмотреть, как прохожие, и мужчины и женщины, оборачиваются, чтобы взглянуть на его мускулистую фигуру, высокую и сухощавую, на его крепкую шею, бронзовую от солнца. Он улыбался, и Мехки не мог устоять. Для него много значила красота губ и ровных зубов, еще не испорченных постоянным курением и плохим кофе. К счастью, чаще всего его модели, когда позировали, закрывали рот, но этот молодой человек был полон такой радости, чувствовал себя таким везучим, что все время смеялся и говорил.

Девушка отказалась сниматься. Она хотела уйти и что-то прошептала на ухо молодому человеку, но Мехки не расслышал. Но парень настаивал, он схватил девушку за запястье, заставил ее повернуться и попросил:

– Ну давай, всего минута, а нам останется на память.

Сам Мехки не сказал бы лучше. Несколько секунд ради воспоминания на всю жизнь – это был его слоган. Стоя на многолюдной улице, она была так напряжена, так закрыта, что Мехки приблизился к ней и по-арабски спросил, как ее зовут.

– Вот так, Сельма, улыбнись и посмотри на меня.

Сделав снимок, фотограф дал молодому человеку квитанцию, и тот сунул ее в карман куртки.

– Приходи завтра. Если не встретимся здесь, на авеню, я оставлю фото вон в той студии, на углу.

Мехки смотрел им вслед, когда они удалились и смешались с толпой, запрудившей тротуар. На следующий день молодой человек не пришел. Мехки прождал его несколько дней и даже изменил свой обычный маршрут в надежде случайно его встретить. Фотография вышла очень удачной, и Мехки подумал, что это, возможно, самый лучший фотопортрет, какой ему доводилось сделать. Ему удалось передать свет майского дня, в кадр попали пальмы на заднем плане и вывеска кинотеатра. Влюбленные смотрели друг на друга. Она, хрупкая и смущенная, вглядывалась в красивое лицо своего спутника, который широко улыбался.

Как-то вечером Мехки вошел в студию Люсьена, который проявлял его пленки и одолжил денег на покупку нового фотоаппарата. Они уладили свои дела, завершили расчеты, и в конце разговора Мехки достал фотографию из кожаной сумки:

– Такая досада, что они ее не забрали!

Люсьен, изо всех сил пытавшийся скрыть свой интерес к мужчинам, склонился над снимком и произнес:

– Какой красивый парень! Жаль, что он больше не пришел.

Мехки пожал плечами и потянулся за фотографией, но Люсьен его остановил:

– Очень красивое фото, Мехки, правда очень красивое! Знаешь, ты растешь на глазах! Послушай, вот что я хочу тебе предложить. Я помещу снимок в витрину, это привлечет клиентов, и все узнают, что ты лучше всех фотографируешь влюбленных. Что скажешь?

Мехки колебался. Конечно, он был падок на лесть и ему не помешала бы реклама, которую ему могла сделать эта фотография. Но он испытывал странное желание сохранить этот снимок для себя, для себя одного, чтобы эти двое стали его друзьями, его безымянными спутниками. Ему было страшновато отдавать их на растерзание алчным взорам прохожих на многолюдной улице, но Люсьен умел убеждать, и Мехки в итоге сдался. В тот же вечер незадолго до закрытия студии Люсьен выставил в витрину фотографию пилота Алена Крозьера и юной Сельмы Бельхадж. Менее чем через неделю Амин прошел мимо этой витрины и увидел снимок.

Потом Сельма и Матильда пришли к выводу, что против них ополчилась сама судьба. Что судьба была на стороне мужчин, на стороне силы, на стороне несправедливости. Ведь весной 1955 года Амин редко бывал в новом городе. Рост числа нападений, убийств, похищений, все более жестокая реакция французской администрации на действия националистов привели к тому, что в городе установилась гнетущая атмосфера, и Амин не хотел в нее погружаться. Но в тот день он изменил своим привычкам и отправился в кабинет Драгана Палоши, который решил заказать в Европе саженцы фруктовых деревьев.

– Приезжай ко мне на работу, поговорим о делах, потом я пойду с тобой в банк помочь тебе получить кредит, – сказал врач.