Рождество в Шекспире

За гаражом было рабочее помещение для моего отца, не сказала бы, что он там что-то делал, но все мужчины нуждались в таком. По той же причине в спальне моих родителей в углу стояла швейная машинка, ведь она должна иметься у каждой женщины, невзирая на тот факт, что моя мать ни разу не использовала ее для чего-то значительнее распоротого рукава. И мы, Барды владели полным набором фамильного серебра, хотя никогда из него не ели. Когда-нибудь, со временем, мы с Вереной поделим серебро между собой, и забота о нем ляжет на наши плечи; то тяжелое, декоративное серебро было слишком прекрасно и слишком проблематично в использовании.

Я вытащил чемодан и сумку с заднего сидения и подошла к парадной двери. Мои ноги казались все тяжелее с каждым шагом.

Я была дома.

Верена открыла дверь, мы бегло оценили друг друга, и только потом обнялись.

Верена выглядела хорошо.

В детстве я была симпатичнее. Мои глаза были голубее, нос — прямее, губы — полнее. Но это больше не имело для меня значения. Думаю, для Верены это все еще очень много значит. Волосы у нее длинными и скорее красными, чем каштановые. Она носила синие контактные линзы, которые усиливали цвет ее глаз до причудливой степени. Нос был слегка курнос, рост приблизительно на два дюйма ниже моего, большие грудь и зад.

— Как свадебный процесс? — спросила я.

Она распахнула глаза и заставила руки дрожать. На пороге.

За ней я видела столы, которые были приспособлены под подарки.

— Ого, — сказала я, качая головой в знак признания. Там стояли три длинных стола (уверена, что мои близкие одолжили их у церкви), накрытые блестящими белыми скатертями, каждый их дюйм был покрыт товарами народного потребления. Бокалы, тканевые салфетки и скатерти, фарфор, серебро, серебряные вазы, ножи для писем, фотоальбомы, ножи и разделочные доски, тостеры, одеяла…

— Люди — такие милые, — сказала Верена, ответ ее прозвучал заученно; нет, имела-то она в виду именно это, но я была уверена, что она говорила это гостям снова и снова.

— Ну, им никогда не приходилось тратиться на нас, не так ли? — заметила я, поднимая брови. Ни я, ни Верена, никогда не были замужем, в отличие от некоторых наших знакомы из средней школы, которые на настоящий момент были разведены уже дважды.

Из кабинета в гостиную вышла мама. Она была бледной, как и я. Верене нравилось загорать, а отец загорал неизбежно; он скорее будет работать во дворе, чем заниматься сидячей работой.

— О, милая! — сказала моя мать и прижала меня к себе. Моя мать была ниже меня, тонкая, ее волосы были блондинистыми, почти белыми. Глаза голубые, как и у каждого члена нашей семьи, но их цвет, кажется, углубился за прошедшие пять или шесть лет. Ей никогда не приходилось носить очки, ее слух был превосходным, и она победила рак молочной железы десять лет назад. Она не носила трендовую или модную одежду, но никогда не выглядела плохо одетой.

Месяцы, годы, казалось, таяли. Такое ощущение, словно я видела их только вчера.

— Где папа? — спросила я.

— Он пошел в церковь, чтобы взять еще один стол, — объяснила Верена, пытаясь улыбаться не так широко. Моя мать подавила свою улыбку.

— Он взял напрокат весь этот свадебный хлам?

— Ты же знаешь, — сказала Верена. — Ему просто это нравится. Он ждал этого многие годы.

— Это будет свадьбой десятилетия в Бартли, — сказала я.

— Ну, — начала Верена, когда мы двинулись через холл к моей старой комнате, — если миссис Кинджери сможет добраться сюда, то возможно. — Ее голос звучал немного плаксиво и плоско, как будто это беспокойство или жалоба возникли так давно, что истинные эмоции выцвели.

— Мать Дила может не приехать? — спросила я недоверчиво. — Так, она действительно старая и больная… или что?

Моя мать вздохнула.

— Мы совершенно не можем решить, в чем проблема, — объяснила она. Она посмотрела вдаль, как будто ключ к разгадке поведения будущей свекрови Верены написан на газоне за окном.

Верена взяла мою сумочку и открыла шкаф, чтобы подвинуть вешалки. Я поставила чемодан на тройной комод, который был моей гордостью и радостью в шестнадцать лет. Верена оглянулась на меня через плечо.

— Я думаю, — сказала она, — что, может быть, миссис Кинджери так сходила с ума из-за первой жены Дила, что она не хочет видеть ее замену. Ты знаешь, Анна — их малышка, и все такое.

— Мне кажется, что она бы обрадовалась, что у Анны будет такая хорошая мачеха, — вслух сказала я, подумав, какая из Верены может выйти мать.

— Это была бы разумная позиция. — Мама вздохнула. — Я просто не знаю, да и ты не спросишь напрямую.

Я могла. Но знала, что они этого не хотят.

— Она должна приехать на завтрашнюю репетицию, верно?

Мои мать и сестра с тревогой переглянулись.

— Мы так думаем, — сказала Верена. — Но Дил, кажется, не собирается мне сообщить, что предпримет эта женщина.

Мать Дила (Дилларда) Кинджери все еще была в родном городе Дила, как я понимаю, в Пайн-Блафф.

— Как долго ты встречаешься с Дилом? — спросила я.

— Семь лет, — сказала Верена, ослепительно улыбаясь. Очевидно, этот вопрос часто задавали Верене и Дилу с тех пор, как они объявили о свадьбе.

— Дил старше тебя?