Я сразу же согласился, что оставить ребенка на попечении центавриан это значит надеть "смирительную рубашку" на его ум. Однако мысль разрешить медведианам воспитывать его не вызывала у меня такой тревоги. Опасность возникновения войны из-за хвастовства медведиан о своей талантливости была сильно преувеличена. Как раз этого-то и нельзя предположить. Трата средств на подготовку к войне привела бы к развалу того мира, который попытается сделать это, о чем обожаемые центаврианами компьютеры говорили недвусмысленно.
Даже если я неправ, даже если какие-нибудь новые удивительные достижения докажут, что такая война возможна, медведиане сумеют оценить центаврианскую слабость к порядку; медведиане, уступчивые, свободные и непредсказуемые, подберут обломки и склеят их. Старая Система, вероятно, будет растерта в порошок, по сравнению Тодера, подобно зерну пшеницы, попавшему под гигантские жернова. Да и зачем ее сохранять? Земля отказалась от власти ради чудовищных лабораторных экспериментов, а Марс был всего лишь аппендиксом, не служащим никакой цели.
Питер и Лилит были добры ко мне: они не только спасли мою жизнь, но и обращались со мной как с личностью, отдавая должное моей марсианской чести. Я не совсем понял причины их интереса к этому делу, но, по крайней мере, они признавали ее существование. Хоуск и его компаньоны обращались со мной как с вещью, мучили меня нейрохлыстом до тех пор, пока не закапал сок моих знаний. В секторе Центавра я был выброшен, как негодная деталь. В секторе Большой Медведицы я работал с людьми, которых называл своими друзьями, любил девушек, которые думали обо мне как о мужчине, а не как о нескладном гиганте... Черт возьми, я собирался жениться на одной из них.
Итак, мне следовало бы принять медведианскую сторону. Но я не сделал этого. Во мне заговорил эгоизм.
Меня тяготила мысль, что все, что я высоко ценил, все, что я любил, будет сдано в утиль, что само понятие "марсианин" будет пустым звуком, словом, ничего не значащим. И если уже невозможно создать марсианскую основу великого будущего человечества, то хотелось хотя бы оставить в памяти ребенка, которому суждено властвовать над звездами, когда он достигнет зрелости, бесценные марсианские понятия. Одних только генов недостаточно. Поместив мальчика и девочку в новый мир, благоприятный для выживания, но не похожий на человеческий, можно ли надеяться, что они вырастут людьми? Что делать! Гены ведь не частички в клейкой жидкости, кишащей хвостатыми одноклеточными организмами. Их нельзя отфильтровать, высушить, смешать с другими многогенными соединениями и положить под микроскоп.
И все же это не было бесконтрольным, и большая часть всего этого была доступна большинству людей обычных способностей: талант, связующий время через миллионы лет. Ты ведь можешь планировать его развитие. Ты можешь предпочесть один талант другому, как дающему больше шансов для выживания. Ты можешь наблюдать за этим долго и спокойно и наконец произнести: "Поскольку я сейчас здесь и признаю неведение, то могу сказать: это плохо и это хорошо".
И я решился:
- У них в апартаментах Большого Канала несколько часов назад находился ребенок.
Через секунду я сообразил, что земляне прятали не того ребенка. Полет "Хопподамии" с Дариса на Марс, даже с невероятно сильными двигателями, длился почти два месяца, а ребенок "приятелей" Питера и Лилит плакал, как двухнедельный младенец.
Я совершенно растерялся. Тодер и Лугас принялись расспрашивать меня, откуда мне все известно. Наконец я решился исправить свою ошибку:
- Вернее... ребенок был там: я слышал его плач. Но он, пожалуй, слишком мал.
- Слишком мал? - спросил Лугас. - Вы видели его? Нет. Тогда...
- Достаточно слышать, - сказал ему резко Тодер. - Но подождите. Лугас, как перевозили ребенка? На корабле, подобном вашему, с небольшим количеством пассажирских помещений, кто-нибудь мог услышать его крик.
- Конечно, нет! Мы позаботились об этом. Путешествие для него продолжалось только час или два.
- Я не совсем понимаю, - произнес Тодер.
Вмешался я:
- Тогда это мог быть тот самый ребенок, которого я слышал у Питера и Лилит! - и обращаясь к Тодеру, я сказал: - Капитан Лугас имеет в виду, что ребенок на "Хипподамии" находился не в четырехмерном пространстве, как все остальные, а в континууме, очень близком к нормальному пространству, неподвластном релятивистскому временному сжатию... Космос!
- Неудивительно, что я имел так много хлопот с этими проклятыми двигателями. Это все равно, что лететь на скоростном каре с якорями, цепляющимися за скалы!
- Если вы будете нуждаться в моих рекомендациях, - сказал Лугас спокойно, - вы получите их. Мой заболевший инженер не смог бы обеспечить такой быстрый полет к Старой Системе, а он знал о специальном отсеке с измененным четырехмерным пространством.
- Если бы вы сразу сказали мне об этом, - заметил я, - мы бы прибыли сюда неделей раньше!
- Прекратите спор, - вздохнул Тодер. - Допустим, ребенок, который был в апартаментах Большого Канала, тот самый. Расскажи нам все и опиши медведианина, пришедшего забрать его.