Роже Мартэн дю Гар

В «Старой Франции» священник Верн, проживший с народом всю жизнь, думает: «Наша старая страна больна склерозом. Каждый заботится только о себе, о своей торговле, о своих сбережениях… На веку многих поколений, ежедневная забота об экономии убила в людях все благородные инстинкты. Создалась порода недоверчивая, завистливая, расчетливая, разъеденная жадностью, как язвой. Неужели так было всегда?.. В течение долгих веков эти маленькие люди преклоняли колени в нашей церкви, от которой теперь бегут. Что, однако, влекло их к нам? Любовь? Вера? Духовная потребность, теперь у них атрофированная? Может быть, просто страх: они боялись Бога, боялись и духовенства, по привычке почитали твердо установленный порядок?..» — В той же книге другой старик говорит: «Деньги… Деньги… Прежде всего деньги… Все хотят денег: булочник, контролер, почтальон. Всегда деньги. А хуже всего то, что их ни у кого нет».

Что, если сделать Мартэн дю Гара ответственным и за эти мысли? Ход их, быть может, таков: «Народ» гадок, и «буржуазия» тоже гадка, — уж если выбирать, так идти с народом». — Называть это «неосоциализмом» незачем. Впрочем, это слово ровно ничего не значит.

Художник?

Как почти у всякого писателя, у Мартэн дю Гара некоторые произведения не идут в счет; отношу сюда и оба юношеских романа. Одной его книги я, к сожалению, достать не мог. Не буду касаться другой, в которой, довольно неожиданным образом, отдана и им почти обязательная ныне дань Фрейду, — вероятно, именно она подала Жаку Копо повод говорить о «тяге к безнравственности и анархии» Мартэн дю Гара, По настоящему идут в счет «Старая Франция», в чисто художественном отношение одно из лучших его произведений, и серия «Семья Тибо», теперь почти законченная (ожидается еще небольшой ее эпилог). Не излагаю, разумеется, содержания этой серии. В ней рассказана история двух французских семейств, — католического и протестантского; как ни странно, во французской литературе это различие обычно не только отмечается, но и подчеркивается, — какой-то забавный пережиток в искусстве не то Нантского эдикта, не то его отмены.

— Над всей художественной литературой нашего времени, — говорит английский критик, — возвышаются три гигантских творения: «Война и мир», «В поисках утраченного времени» и «Улисс». Никакое другое произведение с ними сравниваемо быть не может, и нет теперь сколько-нибудь выдающегося прозаика в мире, который не испытал бы влияния одного из них.

Это, разумеется, преувеличение. Что до Мартэн дю Гара, то о влиянии на него Пруста говорить никак не приходится. С «Улиссом» же он, верно, и знаком не был в ту пору, когда начинал «Семью Тибо»: мировая слава Джойса создалась лишь в последнее десятилетие, а во Францию пришла с опозданием. Другое дело Толстой. В своей стокгольмской речи Мартэн дю Гар назвал себя его учеником и последователем. К сожалению, полный текст речи пока нигде не появился (что тоже не свидетельствует о большом внимании к писателю), и я могу о нем судить только по немногочисленным и довольно коротким отчетам во французских газетах. По-видимому, новый нобелевский лауреат имел в виду Толстого-художника. В самом деле, Толстой-философ и моралист почти ничего не мог бы одобрить из того, что говорят действующие лица Мартэн дю Гара, и «любимые», и тем более нелюбимые.

В художественном отношении, разумеется, автор «Семьи Тибо» кое-чем обязан Толстому. Можно было бы указать страницы и главы, в которых это влияние никаких сомнений вызывать не может (назову для примера честолюбивые мечты Антуана Тибо во втором томе серии). Тем не менее, учеником и последователем Толстого я Мартэн дю Гара не назвал бы. Уж если устанавливать литературную генеалогию этого писателя, то прежде всего пришлось бы вспомнить Бальзака, и отчасти Ром. Роллана.

Добавлю, что и сам Мартэн дю Гар оказал несомненное влияние на некоторых новейших французских писателей. Едва ли не от первых томов «Семьи Тибо» пошли довольно многочисленные изображения подростков в современной французской литературе. Да и самый тип roman-fleuve возродился во Франции в значительной мере благодаря ему. В первые годы после войны парижские издатели считали многотомный роман делом совершенно невозможным — «читатель этого не желает: ему скучно». Сам Мартэн дю Гар в предисловии к своей серии писал просто и откровенно: «Я выпустил бы этот труд без всякого введения, если б мог издать его сразу целиком. Но напечатать единовременно роман в восьми или десяти томах, — это экстравагантный поступок, которого в наши дни себе не позволит разумный издатель, как бы ни возвышалась над коммерческими соображениями его фирма. Поэтому мне придется издавать свое произведение по частям, с промежутком в несколько месяцев между томами. Прошу читателя не искать всего в каждом из следующих один за другим отрывков и временно принять то, что, за недостатком общей перспективы, может ему показаться беспорядочным или неясным».