Рози — моя родня

— Я всегда плачу на свадьбах, — с достоинством произнесла Гонория.

— Но ведь это еще не свадьба, — возразил Этельберт.

— Почти свадьба, — парировала Гонория.

Шампанское разлили по бокалам, и сэр Магнус предложил выпить за счастливую пару, что и было сделано с большим воодушевлением. Адриан приготовился в сороковой раз поцеловать Сэмэнту, когда вдруг вспомнил про Рози.

— Боже, — сказал он, — я совсем забыл про Рози. Ей тоже следует выпить по этому случаю.

— Я приведу ее, — пропел мистер Филигри, — приведу бедняжку.

И он выпорхнул из кухни.

— Надеюсь, — обратился к Сэмэнте лорд Феннелтри, — вы окажете мне честь, позволите навещать вас, когда поженитесь?

— Вы всегда будете одним из наших самых желанных гостей, — ответила Сэмэнта. — Да что я — не только вы, все, кто здесь собрался!

— Разумеется, — подхватил Адриан.

В эту самую минуту вновь появился мистер Филигри. Тяжело дыша, весь потный и красный, он вбежал на кухню со всей скоростью, на какую был способен при своем весе.

— Адриан, — пропищал он, — Адриан, живей!

— Что случилось! — испуганно осведомился Адриан.

— Это Рози! Пользуясь тем, что мы ушли, она схватила бочонок с вишневкой и умчалась с ним.

О Господи, подумал Адриан, начинается все сначала.

— Быстрей, — распорядился сэр Магнус. — Мы должны окружить ее, пока не убежала слишком далеко. Вперед!

И он выскочил из кухни с развевающимися сзади фалдами визитки, преследуемый по пятам Гонорией, Черной Нелл, Этельбертом, мистером Паклхэммером и судьей. За ними трусил вразвалку мистер Филигри.

Адриан повернулся к Сэмэнте.

— Ты точно хочешь выйти замуж за меня?

— Абсолютно точно.

— Даже несмотря на Рози?

— Главным образом из-за нее, — улыбнулась Сэмэнта.

Адриан быстро поцеловал ее.

— В таком случае я отлучусь на минутку, — сказал он. — Я должен поймать моего единственного здравствующего родственника.

И он выбежал на солнце и поспешил вдогонку за остальными.

Люди и звери ( О Дж. Даррелле и его книгах )

Нет свидетеля честнее книжной полки. Пишущий человек часто выглядит умнее, чем он есть на самом деле, ибо тексту легко удается выглядеть лучше автора; уж, во всяком случае, начитанней. Писать в определенном смысле проще, чем читать. Но библиотека знает все о страстях своего владельца. Потертость корешка — верный знак не только любви, но и постоянства; мимолетное чувство не оставляет следов на переплете. Только когда книгу читают постоянно с детства, она приобретает благородную обветшалость — «печальное очарование вещей». Среди таких книг на моих полках — засаленный «Пиквик», несколько растрепанных томов Гоголя и Достоевского, «Швейк», Конан Дойл, «Три мушкетера», конечно, и еще — неопрятная серо-бурая пачка, засунутая в угол, чтоб не вываливалась. Это — десяток даррелловских книг. Зачитаны все, но одна, без признаков обложки, хуже всех — это самая первая, «Перегруженный ковчег». Мы оба появились на свет в 1953 году, но она, по-моему, сохранилась хуже. Что и неудивительно: я ее читал, сколько себя помню.

За столько лет я убедился в том, что книги Даррелла обладают терапевтическими свойствами: они от всего помогают, от двоек до старости. Не всем, конечно. Но ведь и кошку не всякий погладит.

Читатели Даррелла становятся членами клуба: они образуют всемирное тайное общество. «Тайное» — потому, что сами о нем не знают, пока не встретят себе подобного. Зато потом — не разлей вода: родство душ.

В России Даррелла любили совсем уж запойно. Я думаю, что мы у него вычитывали то, чего другим и не приходило в голову: вопиющую аполитичность. Даррелла, в отличие от большинства окружавших нас писателей, нельзя было вставить в идеологический контекст. В его книгах не было не только правых и левых, но даже правых и неправых. Герои Даррелла делятся не на положительных и отрицательных, а на людей и зверей. Причем, что редкость среди истинных любителей животных, Дарреллу нравятся и те и другие.

Есть только два успешных способа взаимоотношения с миром: первый — ко всем относиться плохо, второй — хорошо. В обоих случаях. Мир не обманет ваших ожиданий.

У Даррелла есть одна чисто английская черта, которой я смертельно завидую: он напрочь отказывается признавать существование зла. Зло он считает экстравагантностью, забавной причудой, милой чудаковатостью, смешным капризом характера.

Наверное, он этому научился у зверей. Разве может быть зло в мире животных? Они же не доросли до зла — их ведь никто не изгонял из райского сада. Даррелла, кажется, тоже. Одна из его книг о Корфу так и называется: «Сад богов».

Трилогия о Корфу — шедевр Даррелла. Хотя, в отличие от других его сочинений, люди тут играют куда большую роль, чем звери. Оправдываясь, Даррелл пишет: «Я сразу сделал серьезную ошибку, впустив на первые страницы своих родных. Очутившись на бумаге, они принялись укреплять свои позиции и наприглашали с собой всяких друзей во все главы».