Розмысл царя Иоанна Грозного

Отчаявшийся холоп стрелой налетел на противника и всадил конец рогатины между его передними лапами. Медведь взвыл и грудью наддал на врага. Охотник счастливо оскалился. Исход единоборства был предрешён. Если бы зверь отпрянул назад, он избавился бы от рогатины; сделанное же движение погубило его: другой конец рогатины впился до половины в разверзнутую пасть.

Стрельцы торжественно вынесли на руках охотника с круга и поднесли ему в награду овкач вина.

Вечером, перед всенощной, царь повелел внести в поминанье задранного медведем неудачливого охотника.

* * *

Так, мирно и благочинно, текла жизнь в Александровской слободе. С украин приходили добрые вести. Царёва рать взяла у ливонцев Дерпт и наступала на Ригу.

Тревожил Иоанна лишь недостаток в казне. Он знал, что с обнищавшей Московии больше нечего взять, и не очень рассчитывал на помощь русийских торговых людей.

На совете, когда Челяднин заикнулся о богатствах гостинодворцев, Грозный резко его оборвал:

— Допрежь надобно путь торговый пробить к персюкам и в еуропейские страны, а там и молвь держать сию. Покель же не одолеем ворога да не укрепим торга со басурмены, не можно в разор вводить гостинодворцев.

Фуников поддакнул царю и предложил неосторожно:

— Одолеем, преславной, Литву да ливонцев — с лихвой возместим. А ныне показал бы ты милость да пожаловал для рати коликую долю своей казны.

Грозный сморщил лоб и прищурился.

— А волил бы яз ведать, колико ты, Микита, с Ивашкой Висковатым неправедно своровал от моей казны?

Казначей смутился и отвёл в сторону взгляд. Опричники возмущённо переглянулись.

— Не можно, государь, воров имать середь особных твоих людей.

Малюта низко поклонился Грозному.

— Пожалуй суд снарядить противу воров тех.

В тот же день Скуратов, Вяземский и Алексей Басманов отправились на Москву чинить следствие.

Толпы людишек приходили в приказную избу с челобитными на дьяка и казначея.

Покончив с допросом, опричники произвели обыск в усадьбах обвиняемых и нашли, по указаниям тиунов, в, земле целый склад драгоценных камней и сосудов, украденных из царёвых хранилищ.

Когда Челяднин прочитал следственную грамоту о преступлениях — не только Фуникова и Висковатого, но и других приказных, опричных и земских, — Иоанн не выдержал до конца и, схватившись за голову, упал перед образом.

— Боже мой! Волкам отдал ты державу мою на растерзание!

И, полный негодования, тут же приступил к суду…

Из отобранного у преступников добра царь не отдал ни деньги на содержание рати.

— То моё уворовано! — фыркал он злобно и торопливо подсчитывал на сливяных косточках отобранную казну. — А что у людишек неправедно оттянули — и то моё! Моё то, ибо и людишки русийские все мои!

По Московии были разосланы гонцы, возвещавшие о боярах и опричниках, приговорённых к смерти за мшел.

На казни Фуникова и Висковатого присутствовали сам царь и Иван-царевич.

Сгорбившийся и в одну ночь поседевший казначей обезумевшим взглядом следил за тем, как облачали дьяка в холщовый саван и, после долгих издевательств, волокли на виселицу.

Когда очередь дошла до Фуникова, Малюта вытащил из узла связку соболиного меха.

— Не инако, государь, любо было Микишке в тепле себя хоронить, коли соболями полны скрыни набил!

Грозный зажал в кулак бороду.

— А коли по мысли вору тепло, — потешим его теплом тем, да пожарче!

Каты сорвали с казначея одежды и подвесили его за плечи к перекладине подле котла с кипящей водою и варом.

Царевич взобрался на лесенку, принял от дьяка ведро с кипятком и обдал с головы до ног приговорённого.

В то же мгновение Скуратов вылил на Фуникова ушат студёной воды.

— Чтоб не упрел, голубок!

Жестокий крик вырвался из груди пытаемого и потонул в тихом утреннем благовесте.

— Не дюже! Не беленись! — захлёбывался Грозный, подсказывая сыну, как лучше орудовать с вёдрами.

После обедни Иоанн, постукивая посохом, направился трапезовать.

Борис, сказавшийся накануне больным, пришёл в трапезную последним.

Царевич подразнил его языком.

— Проглазел ты потеху!

Годунов притворно вздохнул и стал подле аналоя.

— Из Новагорода гости челом тебе бьют, государь, — скромно сообщил он и, поморщившись от боли, ухватился за поясницу.

— Из Новагорода? — переспросил хмуро царь. — Чего им ещё?

Борис внимательно поглядел на Грозного.

— Богат и славен тот Новагород, мой государь! Много, сказывают те гости, злата и каменьев бесценных у зацных ^[122]людей да в монастырях!

Он помолчал и, заметив, как все жадно насторожились, прибавил завистливо:

— Лифляндцы, литовцы, ляхи, шведы, фряги с фламандцы — все охочи до Новагорода, до торга его могутного.

Иоанн привстал и больно сдавил руками виски.

— Да эдак-то, ежели и фряги и шведы… ежели попустить- чего доброго, и на Москву ничего не застанется…

Челяднин шумно отставил от себя миску с кислыми щами.

— И то, государь, наши гостиносотенцы печалуются на торг новагородской! — Он разгоряченно вышел из-за стола. — Давеча, царь, держали мы с Годуновым думу и порешили…

— Ведаю! — перебил его царь и отвернулся к оконцу. Борис откашлялся в кулак и опустился на колени.

— Дозволь, государь!