Розовая гавань

— Надеюсь, твои колени зажили, Элиза, — улыбнулась Гастингс девочке.

— Не люблю розовый пудинг, — буркнула та.

— Тогда не ешь, — позволила Марджори, забирая себе ее порцию.

— Ты отлично выглядишь, девочка, — сказала леди Морайна. — Я рада, что у меня такая дочь.

Гастингс засмеялась, приподняла кубок, глядя на свекровь. Но, видимо, она плохо стерла крем, которым натирала рану, поэтому кубок выпал из скользких пальцев и опрокинулся. Бургундское вино потекло на белоснежную скатерть.

Увидав перед собой лужицу, Трист потрогал ее лапкой, понюхал, старательно облизал, потом снова окунул лапу в вино. Неожиданно его тельце напряглось, скрючилось, он громко заверещал и рухнул на стол.

— Трист! — вскочил на ноги Северн. — Черт возьми, что с тобою?! Зверек не шелохнулся.

— О нет, — шептала Гастингс, — нет, нет!

— Что такое? Что с Тристом?

— Это из-за вина, он слизал его с лапы. Туда что-то подмешали. О, только не это! — Гастингс прижала куницу к груди и выбежала из зала.

Глава 25

— Милорд! — воскликнула Марджори. — Она сошла с ума? Животное сдохло, мы сами видели. Куда она его потащила?

— Вино, — бросил Северн Гвенту, бросаясь за женой. — Посмотри, чтобы его никто не трогал.

Догнав ее в конюшне, он выхватил Триста и сунул его за пазуху.

— Здесь ему будет теплее. Какой же я дурак, теперь уже все равно. Марджори права. Он мертв.

— Нет, не мертв. Отвезем его к Ведунье. Скорее. Та встретила их на пороге хижины, Альфред громко мурлыкал у ее ног.

— Куница, — закричала Гастингс, не успев соскочить с лошади. — Трист лизал отравленное вино.

Северн вытащил из-под туники обмякшее тельце и умоляюще поглядел на Ведунью:

— Пожалуйста, не дай мне его потерять.

— Я не разбираюсь в куницах. Уходи.

— Ведунья, ради Бога. — Гастингс не замечала, что у нее льются слезы. — Помоги ему. Он дорог нам обоим.

— Ну, ладно. — Взяв бездыханное тельце. Ведунья скрылась в хижине.

Альфред недовольно бил хвостом, но не издал ни звука. Северн хотел было войти следом, однако Ведунья крикнула:

— Ну уж нет, оставайся там, милорд. Гастингс, помоги мне.

Северн не послушался и, очутившись в хижине, следил за их возней.

— Открой ему рот, Гастингс, и держи.

— Что ты собралась делать? — спросил он.

— Промыть ему желудок, как человеку. Только вот сможет ли он отрыгнуть яд? Не знаю, милорд. Выйди-ка лучше отсюда. Из-за тебя здесь. не повернешься.

— Снаружи остался твой кот, так что места достаточно.

Ведунья хмуро улыбнулась, прикрикнув на Гастингс:

— Шире, шире открой. Теперь вольем ему это.

Одна ложка, вторая, третья. Казалось, прошла целая вечность, но тельце куницы оставалось мягким и безжизненным. Гастингс, державшая руку там, где должно было находиться сердце, вдруг почувствовала слабый толчок.

— Он жив, — шепнула она. — Северн, пощупай.

Ему тоже показалось, что сердце бьется, хотя он не был в этом уверен. Он взглянул на заплаканное лицо жены.

Знахарка вдруг схватила Триста, принялась его трясти, потом уложила на шаткий столик, мяла его, опять трясла, снова мяла. И так без конца.

— Понятия не имею, где у этой твари кишки.

Надеюсь, жму там, где надо.

Трист вздрогнул. Когтистая лапа чуть царапнула Северну руку.

Неожиданно зверек вскочил, невесомое тельце дрожало и корчилось, с трудом извергая из себя яд.

— Он может умереть от судорог.

— Другого способа нет, Гастингс.

Северн начал легонько массировать кунице живот.

Но вот желудок опустел, и Трист затих на столе, больше похожий на мертвого, чем на живого. Ведунья приподняла его, заглянула в глаза, подергала за лапки и сокрушенно покачала головой:

— Милорд, Гастингс. Жалко мне его. Такой маленький, бился изо всех сил, а подох. — Северн, побледнев, невидящими глазами уставился на Триста.

— Нет!

Схватив зверька, он спрятал его под туникой, прижал вялое тельце к сердцу, теребил пушистую шерсть, гладил его снова и снова, отчаянно шепча:

— Ты не можешь покинуть меня, Трист. Нет, ты не умер, не мог умереть.

В хижину вошел Альфред, изучающе поглядел на них и вопросительно мяукнул. Затем, вскочив на стол, кот уставился на Северна, мяукнул еще громче, уперся передними лапами ему в живот и стал принюхиваться. А потом опять замяукал.

Внезапно Гастингс уловила движение под туникой и застыла, боясь спугнуть чудо.

Альфред похлопал лапой по выпуклости на тунике. Снова мяукнул.

И тут в напряженной тишине они услышали слабое ворчание. Изнутри в тунику уперлась маленькая лапка.

Альфред хлопнул по ней. Ворчание усилилось.

— Малыш спас куницу, — сообщила Ведунья и решительно столкнула Альфреда со стола.

Осторожно, будто величайшую драгоценность, Северн извлек куницу из-под туники, прижал зверька к груди и стал баюкать. Тот заворчал.

— Да, да, расскажи, как тебе было плохо. Триста снова вырвало.

— Все, яда больше не осталось, — заметила Ведунья. — Мы с Альфредом его спасли.

— Отдохни, малыш. — Гастингс потрепала его по спине. — Теперь все будет хорошо. Наверное, завтра ты уже сможешь поблагодарить Альфреда. — Она коснулась пальцами щеки мужа. — Ты плачешь.

— Как и ты. — Северн поцеловал ее в губы.

— Ты не разбередила бок, Гастингс?

— Нет, Ведунья.