Розовая ксандрейка и драдедамовый платок. Костюм - вещь и образ в русской литературе XIX в.

Мухояр — пестротканая ткань из льна с примесью шерсти, реже хлопка, которые окрашивались уже в пряже, а не в готовой материи.

И. С. Тургенев использует название такой ткани неоднократно. Например, в рассказе «Малиновая вода» из «Записок охотника»: «Один, довольно плотный и высокого роста, в темно-зеленом опрятном кафтане и пуховом картузе удил рыбу; другой, худенький и маленький, в мухояровом заплатанном сюртучке и без шапки, держал на коленях горшок с червями и изредка проводил рукой по седой своей голове, как бы желая предохранить ее от солнца» (1848).

В современных справочниках и словарях встречается толкование мухояра как хлопчатобумажной ткани с примесью шерсти или шелка (Словарь русского языка. В 4 т. М., 1986. Т. 2. С. 315).

Но более убедительным представляется толкование, предлагаемое справочными изданиями XIX в., так как ткани домашнего производства выделывались только из местного, получаемого в крестьянских хозяйствах, сырья — льна, шерсти. Мухояр не носили городские жители, и он был тканью, «употребляемой простым народом на одежду» (Вавилов И. Справочный коммерческий словарь. Спб., 1856. С. 188). Шелк использовали только на промышленных предприятиях даже в качестве добавок, а изделия и с небольшим содержанием шелка стоили намного дороже, чем могли позволить себе крестьяне.

Из других видов тканей, распространенных в крестьянской среде в описываемое И. С. Тургеневым время, были известны мендеритское сукно (всегда синее) и решимское (всегда черное), которые ткались из грубой шерсти домашней выделки.

НАВАРИ´НСКИЙ

«Ведь я служил на таможне, так мне высшего сорта, какое есть, и притом больше искрасна, не к бутылке, но к бруснике чтобы приближалось.

— Понимаю-с: вы истинно желаете такого цвета, какой нынче в моду входит. Есть у меня сукно отличнейшего свойства. Предуведомляю, что высокой цены, но и высокого достоинства.

Европеец полез. Штука упала. Развернул он ее с искусством прежних времен, даже на время позабыв, что он принадлежит уже к позднейшему поколению, и поднес к свету, даже вышедши из лавки, и там его показал, прищурясь к свету и сказавши: „Отличный цвет! Сукно наваринского дыму с пламенем“».

Гоголь Н. В. Мертвые души. Т. II.

Наваринский — цветообозначение, появившееся в модных журналах первой половины XIX в. после битвы при Наварине 1827 г., в которой объединенный русско-англо-французский флот одержал победу над египетско-турецкой эскадрой.

Каким же был этот цвет? Еще в 1935 г. В. И. Чернышев опубликовал статью «Темные слова в русском языке», в которой было уделено место толкованию «наваринского дыма» (Академику Н. Я. Марру. М.; Л., 1935. С. 398). Основываясь в своих выводах на модных обзорах в русской периодике 1828 г., В. И. Чернышев предложил считать этот цвет коричневым, так как на картинке — приложении к «Московскому телеграфу» был изображен фрак коричневого цвета, а в описании картинки содержались следующие слова: «…фрак суконный, цвета Наваринского дыма, с стальными пуговицами».

Насколько верно это толкование по отношению к словам «наваринского дыму с пламенем» или «наваринского пламени с дымом», упоминающимся в гоголевском тексте?

Тогда же, в 1828 г., журнал «Московский телеграф» сообщал: «В величайшей моде для панталонов цвет Наваринского пепла (серый-мышиный); панталоны делают узкие до колена и широкие ниже колена» (Моск. телеграф. 1828. Ч. 20. № 6. С. 263). Вполне возможно, что другие исследователи обнаружат и иные оттенки наваринского цвета. Так как при описании суконного фрака «наваринского дыма» не оговорено, что на картинке показан другой цвет (такая практика существовала в тогдашней периодике), предположим, что под «наваринским» понимали сложный цвет сукон высокого качества, который достигался блеском лицевой поверхности ткани и сочетал в себе, по крайней мере, два оттенка какого-либо колера. «Наваринского пламени с дымом» или «наваринского дыму с пламенем», как называет его Н. В. Гоголь, в журналах того времени пока не обнаружено. Вполне возможно, что писатель мог сам изобрести это название, исходя из существовавших тогда приемов образования цветообозначений. Детали такого рода интересовали Н. В. Гоголя: еще в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» он упоминает цвет «замороженного картофельного киселя», а в первом томе «Мертвых душ» говорится о цвете: «В нарядах их вкусу была пропасть: муслины, атласы, кисеи были таких бледных модных цветов, каким даже и названья нельзя было прибрать (до такой степени дошла тонкость вкуса)» (Т. 1, гл. VIII).