Розовая пантера

В этот вечер он не задержался, как обычно, на работе. Пришел почти вслед за ней, улыбнулся с порога, как будто ничего не случилось. С аппетитом съел две порции жареной картошки с котлетами. Разговаривал, как обычно, легко и ни о чем. Она улыбалась в ответ, пытаясь ничем не выдать тайного напряжения — сейчас, вот сейчас он спросит, и что она ему ответит? Что ляпнула просто так, не подумав о том, что обещает что-то невыполнимое, нереальное, просто чтобы успокоить его хоть на время? Если бы она вообще знала, зачем это сказала… Но он молчал, не вспоминая утреннего эпизода, и Маша подумала, что он все понял, все понял именно так, как надо, и была благодарна ему за это и почти счастлива.

На следующий день был выходной, и она не пошла на набережную, осталась дома, чтобы быть с ним. Налепила пельменей, испекла, как обычно, пирог с капустой. Смотрела вместе с ним футбол по телевизору, потом какой-то фантастический боевик, потом они просто валялись в постели, разговаривали о чем-то.

— Ты из-за меня пропустила свое традиционное блуждание по городу? Из-за меня?

— Из-за тебя, — согласилась она, — только не думай, что я жалею об этом.

— А я — жалею. В самом деле, что это мы с тобой сидим, как два дурака, дома, глазеем на эти ободранные стены? Пять часов, еще не поздно. Можно пойти, проветриться.

— Можно, — согласилась она, подумав, что он впервые за все время их отношений приглашает ее на совместную прогулку. Было приятно, но немного странно.

— Так собирайся. Погода отличная, прогуляешься вдоль Волги, проветришься. А я к родителям зайду, две недели уже не был. Ты что так смотришь?

— Я думала… Я просто подумала, что ты хочешь вместе…

— Да перестань, что тебе там делать. Я думаю, ни к чему тебе с ними знакомиться. Они у меня люди консервативные, строгие. Начнут тебя пилить, почему ты меня не пилишь, чтобы я брак зарегистрировал. Мораль читать, что нельзя так просто жить, не расписавшись. Что я, не знаю, что ли. Сдались они тебе, мои родители.

Маша только кивнула в ответ — на самом деле никакого желания знакомиться со свекровью и свекром она не испытывала. А ходить по набережной все-таки лучше одной. Многолетние ее прогулки-медитации, сладкие островки одиночества, все же необходимого ей до сих пор как воздух, ни к чему нарушать привычный ритуал. Пожалуй, и правда стоит пойти прогуляться.

Она вернулась домой через два часа. Глеба еще не было. Она позвонила на мобильный, через секунду услышала телефонную трель у себя за спиной, обернулась — забытый телефон лежал на полке. Номера телефона родителей она не знала, да и не стала бы звонить, если бы знала. Наугад вытянула с полки книгу, раскрыла на первой странице: «…и целовались с песком на губах, думая о смерти».

Вздохнув, посмотрела куда-то вдаль и снова начала читать. Спустя какое-то время отложила книгу в сторону, отчетливо поняв, что читает по диагонали. Читает, а на самом деле ждет. Только кого? Кого можно ждать, когда столько лет прошло, когда одна только память осталась, кого можно еще ждать, кроме Глеба?

Он пришел в половине второго ночи. Маша задремала на диване полулежа, поджав под себя ноги. Не сказала ни слова в упрек, постелила постель, поинтересовалась самочувствием его родителей. В ту ночь ей показалось, что она чувствует от него какой-то запах. Чужой запах, как будто… «Запах женщины», — промелькнуло в сознании название фильма. Она отмахнулась — фильм, он и есть фильм.

Следующим вечером все повторилось сначала с той лишь разницей, что ей пришлось ждать его на двадцать минут меньше. Он вошел, привычно открыв дверь ключами, поцеловал в щеку, пробормотал под нос какие-то извинения. Она смотрела на него долго, а потом вдруг спросила:

— Послушай, Глеб, у тебя… У тебя есть кто-нибудь?

— Кто-нибудь? Что ты имеешь в виду? — поинтересовался он, будто не понял.

— Я имею в виду дурацкое слово, которым пользуются ревнивые женщины, — ты мне изменяешь?

— А ты ревнивая женщина?

— Не знаю, — ответила она, — пока не поняла.

Казалось, она на самом деле не чувствовала ревности. Только любопытство и еще совсем немного, но все же обиду.

Некоторое время он молчал, отвернувшись к окну. Потом повернулся, — она видела, что его лицо изменилось, побледнело слегка, и уже заранее знала, что сейчас наступит момент, который она все время оттягивала, тот самый момент, наступления которого она ждала с такой тоской.

— Есть, — ответил он, четко выговаривая каждое слово. — У меня есть. Работа. Эта долбанная, ненавистная работа. Чудовище, которое поглощает всю мою жизнь, день за днем, выдавая мне чеки со своей подписью. Желтые и фиолетовые бумажки. Редко — зеленые. Настолько редко, что ничего другого не остается, как пойти и разменять эти чертовы чеки. На вино и казино. Вот так-то, киска. А ты что-то другое хотела услышать?

— Я не знаю, что я хотела от тебя услышать.

— Не знаешь, — с яростью произнес он. — А вот я знаю, что хотел бы услышать. От тебя. Ты мне, кажется, обещала… Или это все приснилось?

«В страшном сне», — пронеслась мысль.