Розовый коттедж

— Ричмонд, Саррей? Так вы, значит, не из Тодхолла? Живете в Розовом коттедже? Он ваш собственный? А вам там не одиноко?

— Да нет.

Показался викарий: он закрыл калитку миссис Фостер и направился через луг. Он, видимо, шел в церковь.

— Вы здесь отпуск проводите, да? Вы им родня? Тетя мне сказала…

— Извини, там человек, с которым мне надо повидаться. Пойду его догоню. Еще раз спасибо, Джинни. До встречи.

Подхватив корзинку, я поспешила к двери, но запнулась о Плюшку, которая ожидала, когда же ее выпустят обратно, вероятно, чтобы она могла, снова погрузиться в созерцание уток. Последовала суматоха, и, пока Плюшку ловили и просили за нее извинения, я сбежала, спасшись от дальнейших вопросов, и направилась через луг к церкви.

Пройдя в южный вход, я не увидела викария. Но у кафедры оказалась женщина, позади нее стояли ведра с цветами и ветками, а на полу ожидала пара больших пустых медных ваз. Я узнала эти тяжелые вазы, стоявшие по обе стороны алтарной арки. В праздники дедушка обычно приносил из садов Холла охапки цветов или зеленых ветвей. В обычные воскресные дни вазы, как правило, оставались пустыми.

Церковь, вечное сердце деревни, не изменилась и не стала меньше, в отличие от Розового коттеджа и дома викария. Она все та же: вчера, сегодня, всегда. Так, как должно быть. Когда я скользнула на заднюю скамью, чтобы прочитать коротенькую молитву и тем вежливо приветствовать хозяина этого дома, в моей голове мелькнула мысль, что в любой церкви прекращается течение времени. Я предполагала, что дело не только в тенях, резьбе и высоких крестовых сводах, в неясном сакральном свете, но и в словах, мыслях, скорбях и радостях бесчисленных людей, побывавших здесь за долгие годы. В Тодхолле их много накопилось почти за десять веков.

Я поднялась и подошла к женщине, расставлявшей в вазы цветы. Она не оглянулась, когда я вошла в церковь, но теперь она выпрямилась и приветствовала меня. Женщина была высока и скорее худа, чем стройна. В темных волосах, небрежно подоткнутых под фетровую шляпу, лишь недавно появились седые пряди. Ей было, вероятно, лет шестьдесят с лишним. К старой юбке она надела белую блузку и шерстяную кофту на пуговицах. Со мной она поздоровалась со спокойствием, граничившим со снисходительностью. Ее выговор выдавал человека образованного.

— Здравствуйте. Чудесное утро, не так ли? Вы интересуетесь нашей церковью?

— Доброе утро. Вы, должно быть, миссис Вин-тон Смит?

— Да?

В ее голосе прозвучал вопрос, и она ожидала ответа. Я сказала:

— Я Кэйт Херрик, миссис Херрик. Я уже заходила к вам, но викария не было дома. Я хотела бы расспросить его о некоторых важных предметах и подумала, что застану его здесь. Я только что была в лавке напротив и видела, как он пересек луг. Он, полагаю, вошел в дверь ризницы? Как вы думаете, могу ли я пройти туда и переговорить с ним?

— Я не слышала, чтобы дверь закрывалась или открывалась, но он вполне может быть в ризнице, сегодня утром он что-то говорил про бумаги, на которые хочет взглянуть, и я думаю, что он очень занят. Но, вероятно, — любезно добавила она, — я чем-то смогу вам помочь? Вы не из деревни, не так ли? Если вы хотите больше узнать о церкви, то есть очень хорошая брошюра, написанная предыдущим викарием. Она лежит на скамье возле купели. К сожалению, нам приходится ее продавать за три пенса: церковь сейчас нуждается в средствах.

Она, должно быть, привыкла, подумала я, защищать мужа от назойливых посетителей. Пришлось изобретать способ проникнуть за эту защиту. Я посмотрела на ведро с цветами:

— Какие чудесные цветы… Вы их сами выращиваете?

— Да. Они из нашего сада. Вы тоже цветовод, миссис Херрик?

Я улыбнулась:

— В некотором роде. Я работаю в питомнике в Ричмонде.

— Вы здесь навещаете друзей?

— Я здесь на пару дней. Живу в Розовом коттедже. Вы, наверное, знаете его, это по…

— Да, конечно, знаю.

Она склонилась к вазе и посмотрела на меня снизу вверх:

— Но вы там не одна? Не боитесь?

— Ни капельки. Сегодня вы уже второй человек, который спрашивает меня об этом. Чего мне надо бояться?

— Я только знаю, что мои внуки, когда приезжали на каникулы, не ходили туда. Кто-то сказал им, что там водятся привидения.

— Привидения?

— Да. Не знаю, чьи привидения, возможно, это как-то связано с цыганами. Они раньше останавливались лагерем и якшались с обитателями Розового коттеджа, ужасной семьей, которая жила в коттедже, отсюда какие-то нехорошие истории. Конечно, все эти безобразия были до нас. Велланд, вот как их фамилия. Велланд.

Если что-то и могло прекратить разговор, так именно это. И как раз такой момент выбрал викарий, чтобы выйти, куда-то торопясь, из дверей ризницы. Он оказался совершенно непохожим на свою жену: круглолицый, добродушного вида человек с густой седой шевелюрой и ярко-голубыми глазами, смотревшими сквозь полукруглые стекла очков в золотой оправе; очки эти сползли почти на самый кончик носа.

Он рассеянно поправил их, но они съехали опять.

— А, Мюриэл. Мне показалось, что я слышу голоса, — сказал он и обратился ко мне: — Доброе утро. Славный день, не правда ли? Славный денек…