Розовый коттедж

Она достала противень и стала выкладывать благоухающие лепешки на поднос, чтобы они остыли.

— В доме довольно тихо… — сказала я. — Где дети? Я бы хотела на них поглядеть. Вильям был совсем младенец, когда я приезжала сюда в последний раз, а Сару возили в колясочке. Они гуляют?

Кажется, так оно и было. «Сам», как она называла сэра Джеймса, ушел на реку поудить рыбу вместе с майором. Миссис Дрю ушла в деревню, чтобы попасть в банк. Не забыла ли я, спросила Мораг, выкладывая последнюю лепешку, что банк приезжает в Долину по понедельникам? А ее милость пишет письма у себя в комнате. Она спросила, помню ли я комнату. Маленькую гостиную за боковой дверью? В самом деле? Тогда войду ли я прямо так, или ей предупредить леди, что я здесь?

Я поколебалась.

— Вам не трудно предупредить ее, Мораг? Я не хотела бы отрывать ее, если она занята.

Снова одобрительный кивок. Она вытерла руки фартуком, сняла его и повела меня по хорошо знакомому коридору к двери, обитой зеленым сукном — старинной границе между людской и господской частью дома. Я не представляла, что Мораг слышала обо мне или что она ожидала увидеть, но было очевидно, что, по ее мнению, я должным образом держалась своей стороны этой границы.

Пройти в эту дверь было все равно что вернуться в прошлое. Все осталось таким, каким я помнила. Широкий зал с некогда дорогими, а ныне вытертыми и полинявшими ковриками на полу, не обставленный, а, скорее, заставленный огромными шкафами и сундуками, которым бы не помешала полировка. На длинном столе в беспорядке лежали перчатки, газеты, номера «Скоттиш Филд» и стояла корзинка садовника с инструментами. На некогда темно-красных стенах висели картины в тяжелых золоченых рамах, в основном — серых тонов сепии и коричневых вандейковских оттенков. Все знакомо: с каждой вещи я стирала пыль и на каждую наводила глянец. Узнала я и большую чашу с водой для собак. Она стояла на полу возле двери в гостиную. Сколько раз я наполняла эту чашу водой и бережно несла из уборной через парадную дверь! Но прежде, подумалось мне, я никогда не обращалась с ней так осторожно, как обращалась бы теперь, уже понимая, что это такое: чрезвычайно дорогой сине-белый фарфор династии Мин. За чашей лежала полуобглоданная кость, оставленная там, вероятно, щенком Вильяма.

Мораг толкнула приоткрытую дверь в гостиную, и солнечный луч озарил все это потускневшее великолепие.

— Кэйти Велланд, миледи.

Леди Брэндон повернулась, отложив ручку, поднялась от письменного стола и, улыбаясь, подошла меня приветствовать.

— Доброе утро, Кэйти. Спасибо, Мораг. Очень рада тебя видеть, Кэйти, ты прекрасно выглядишь. Заходи. Какая сегодня славная погода, не правда ли? Присаживайся, милая, и расскажи мне, как поживает твоя бабушка.

Несмотря на все минувшие годы и на все перемены, что произошли со мной и целым миром, я чувствовала себя неловко, пожимая ее руку. Последний раз я входила в эту небольшую солнечную комнатку, когда надо было почистить камин и протереть пыль. Но леди Брэндон, спокойная и добрая как всегда, и конечно же — весьма искушенная, помогла мне справиться с моей скованностью, и скоро я сидела рядом с ней в эркере, освещенном солнцем, и отвечала на ее вопросы.

Леди Брэндон была хрупкого сложения, слишком тонкая для ее роста, но стройность только добавляла ей изящества. Я с противоречивым чувством заметила, что она одета почти, как я — в шелковую блузку, твидовую юбку и шерстяной жакет. Неужели такова «униформа» по эту сторону обитой сукном двери? Но даже такое обстоятельство не развязало моего языка, и мне по-прежнему хотелось сдвинуться на краешек сидения, однако по мере того, как леди Брэндон спокойно продолжала расспрашивать меня о бабушке, стеснение постепенно уступило место естественности и даже некоторой непринужденности.

— Надеюсь навестить ее в ближайшем будущем, — сказала она. — Вероятно, сегодня днем. Как ты думаешь, ее самочувствие позволяет принимать гостей?

— Я уверена, что она будет счастлива видеть вас, миледи. Она немного похудела с моего последнего приезда, и сама в кои веки признается, что устала, но продолжает твердить, что у нее ничего особенного, не считая последствий простуды.

Я замялась:

— Я все никак не могу забыть про те анализы, которые делали в больнице. Бабушка мне ничего не скажет, но я бы хотела знать, вдруг вам известно, есть ли там что-то серьезное?

— Боюсь, что ничего не знаю, но, насколько мне известно, Маклауд не обеспокоен состоянием твоей бабушки.

— Он так сказал?

— Да. Поэтому, полагаю, тебе не стоит так переживать. Я не думаю, что твоя бабушка долго проболеет. Ты собираешься пожить здесь, чтобы ухаживать за нею? Я уверена, она будет этим очень довольна. На какое время ты можешь остаться?

— У меня есть две недели, но я могу взять еще, если понадобиться. Но я почти сразу поеду на юг. Видите ли, — продолжала я, отвечая на ее удивленный взор, — Дело в Розовом коттедже, то есть в его перестройке. Бабушка немного нервничает из-за пересылки оставшихся вещей в свой новый дом. И она хочет, чтобы я немедленно поехала туда и за всем проследила.