Розовый Меркурий

— Когда я был на последнем курсе коммерческой академии (это я так изложил не­связное повествование Крала), то прочитал в одном английском филателистическом жур­нале объявление, что какой-то Янг Бахадур из Хайдарабада в Индии желал бы обмени­ваться марками. Разумеется, я тогда коллекционировал все, что находил. Так вот, я послал ему пачку хороших австрийских марок. Прошло примерно два месяца, и я получил от него в ответ порядочную пригоршню разных восточных марок и письмо с просьбой обме­ниваться дальше. Письмо было написано корявым детским почерком, на плохом англий­ском языке. Чувствовалось, что писал его ученик, что, впрочем, было сразу заметно и по маркам — грязным, измятым, небрежно содранным с писем и даже кое-где порванным. Но среди них все же попадалось несколько хороших экземпляров, выпущенных в этих ма­леньких княжествах, там, на Востоке. Не забывайте, что в те времена каждый филателист был как бы апостолом своего увлечения. Поэтому я снова послал парню австрийские мар­ки, а с ними — письмо. Я напомнил ему, что марки — это вещь нежная, и он должен со­ответственно обращаться с ними. Я объяснил ему, как их наклеивать и отклеивать, и дал ему еще кое-какие практические советы. Меня не беспокоило, что я плохо, по-школьному писал по-английски. Парень ведь писал также плохо.

Мальчик вежливо и с признательностью поблагодарил меня и на этот раз прислал марки уже более сохранившиеся. Вот так мы переписывались и обменивались марками около пяти лет. Янг Бахадур писал все мельче, все лучше и на лучшей бумаге и присылал мне все более ценный ассортимент марок. Было заметно, что он начинает разбираться в них.

Пока, вот как раз двадцать пять лет назад, я внезапно не получил от него известия совершенно другого рода. О марках в нем не было ни слова. Янг Бахадур извещал меня, что умер его отец и теперь он станет махараджей в Хайдарабаде. (Нечего и говорить, что я был потрясен — так вот с кем, оказывается, я обменивался марками!) Дальше он писал, что, восходя на престол, ставит себе задачу освободить Индию от английского ига. Он восстанет против угнетателей и надеется, что поднимет на восстание всю угнетенную Ин­дию. И вот здесь-то он обращается ко мне с большущей просьбой. Для войны понадобится много денег. Поэтому он хотел бы продать свое коронационное жемчужное ожерелье, со­держащее триста жемчужин, самых прекрасных жемчужин Индии. Оно принадлежит се­мье уже более двухсот лет, но каждый государь надевает его только один раз, при корона­ции, и каждый добавляет к нему новую горсть жемчужин. Последний ювелир, из белых, державший его в руках, оценил его в 10 миллионов фунтов стерлингов. Он пошлет мне это ожерелье со своим доверенным лицом. Я должен продать вещь примерно за эту цену, а на вырученные деньги закупить пушки и амуницию и организовать их доставку к ин­дийскому побережью. Там уже сторонники освобождения Индии позаботятся о дальней­шем. Что, мол, он полностью доверяет мне, больше, чем кому бы то ни было в мире. Ведь пять лет назад, когда он был девятилетним мальчиком, я также доверился ему, и единст­венный из тысяч читателей, прочитавших его объявление в английском фи­лателистическом ежемесячнике, послал ему на обмен марки. На этот раз он впервые под­писывался: Трибхубана Бар Бик-рам Янг Бахадур, Махараджа Хайдарабадский.

Вы, конечно, понимаете, сударь, что у меня закружилась голова от этого письма. И не без причины. Парень, которому я писал неучтивые филателистические проповеди, ока­зался индийским махараджей! Больше того, он намерен послать мне жемчуг стоимостью в десять миллионов фунтов! Я, получавший тогда восемьдесят крон в месяц, должен осуществить денежную трансакцию десятимиллионного (имейте в виду, в фунтах) ожерелья на пушки и шрапнель, о которых я не имел ни малейшего представления, не знал даже, как они выглядят! Обратите внимание, я, не больше чем хороший писарь, удостоен доверия короля, который будет воевать с Великобританией! Если бы я вздумал отсчитать себе че­стные, скромные, самые незначительные комиссионные за это, то стал бы одним из круп­ных богачей в Праге. И наш директор будет снимать, увидев меня, шляпу, когда узнает, что я — самый солидный заказчик Крупна или, черт его знает, кто тогда производил эти пушки!

И все же, мой друг, когда кто-нибудь коллекционирует марки с шести лет, он при­учается, прежде всего, рассудительно мыслить, упорядочивать все. Собирание марок при­учает к степенности, и я могу сказать, что уже тогда — сколько же это было мне? да около двадцати трех, наверно! — я был для своих двадцати трех лет благоразумным человеком.