Розовый Меркурий

— Не копайтесь сейчас в этом. Дома разберетесь. Я было совсем забыл, что у меня имеется это барахлишко, с радостью избавляюсь от него. — Крал помолчал, а потом доба­вил каким-то странно жалобным извиняющимся голосом: — Ведь они напоминают мне, что я был, собственно, причиной того, что Югославия потеряла Риеку.

—  Что-о?!

—  Да, это правда. Я лишил Югославию Риеки. Но давайте не будем об этом. Смот­рите-ка, какие у меня интересные французские штемпеля…

Таким маневром Крал обычно пытался ускользнуть, едва надкусив, если можно так выразиться, приключение, вращавшееся вокруг его марок. А сегодня он был даже чуть-чуть прибит, и мне казалось, что я делаю ему больно, возвращаясь к тому, на что он на­мекнул, а именно, что он лишил Югославию Риеки. Крал — и Риека?..

—  Вы ведь уже хорошо знаете, что это останется между нами, если здесь нечто тай­ное. Как же все-таки это произошло?

Крал долго молчал. Он словно решал трудную задачу — рассказывать ли мне об этом. Потом он начал вот с этого вступительного слова:

—   Вы ведь тоже помните, что творилось, когда кончилась мировая война 1914— 1918 гг.? Какой хаос существовал с новыми границами? Каждое государство, принадле­жавшее к стану победителей, стремилось захватить побольше территории побежденного противника. И еще хуже было, если имелись два победивших государства рядом. Они ссорились между собой из-за каждого такого куска. Именно так и было между Юго­славией и Италией. Правда, все выглядело так, что до войны у них не дойдет, но и мира между ними не было. А в конце августа девятнадцатого года, — видно было, что Крал уже включился в рассказ полностью, — наш белградский посол телеграфировал в Прагу. Ссылаясь на просьбу югославского правительства, он требовал немедленно прислать в Белград лучшего филателиста нашей республики.

—  И вас сразу послали туда?

—   Куда там! Сначала послали какого-то чиновника из министерства почт, понимавшего лишь, как марки печатают, перфорируют, покрывают клеем, наконец, как для них размешивают краски. Через неделю он возвратился с письмом, в котором сообщалось, что эксперт по печатанию их не устроил, и, по-прежнему, требуется лучший филателист, коллекционер. Тут-то наше министерство иностранных дел обратилось в филателистические общества и к клубам. Через два дня к заместителю министра явилось двенадцать господ, выделенных двенадцатью нашими обществами в качестве, якобы, лучших филателистов республики. Это напоминало выборы королевы красоты. Не стесняясь заместителя министра, они принялись пререкаться и упрекать друг друга, напоминая, когда кто осрамился, не распознав подделку, которую заметил бы даже четырнадцатилетний мальчишка. Тогда этот господин из министерства отправил их этот господин из министерства отправил их восвояси. Он был в отчаянии, пока его слуга — он собирает все, как вы, все, что ему попадется под руку, — не направил его ко мне. Так я получил билет первого класса, кое-какие деньги на расходы, письма, документы и наставление о том, как важна моя поездка. И вот я отправился.

В Белграде я явился к нашему послу. Он угостил меня черным кофе и дал перево­дчика, который отвез меня в какое-то военное управление. Там меня уже поджидало с полдюжины офицеров, усевшихся вокруг стола. Старые и молодые, у всех куча орденов, и больше всего у одного однорукого, видимо, генерала. Конечно, угостили черным кофе, предложили отличные сигареты, а потом, с помощью переводчика, объяснили, что от ме­ня требуется.

По Югославии разъезжает какой-то агент с граммофонными пластинками, фамилия его Сарока. Он выдает себя за коллекционера марок. По крайней мере, из каждого пункта, где он останавливается, Сарока посылает в Вену, всегда по одному и тому же адресу, мар­ки для обмена. Все это словно обычное дело, но он показался им чем-то подозрительным, они дали на просмотр его невинную филателистскую корреспонденцию, показали ее ме­стным знатокам, и подозрения усилились. Да лучше всего мне самому все это посмотреть, и они протянули мне фотокопии писем Сароки, напечатанных на машинке. Оригиналы они, мол, пока-что, как и раньше, посылают по правильному адресу. Я выбрал одну из ко­пий и прочел: «Спасибо Вам за прекрасные марки Папской области. В обмен направляю Вам приложенные марки. Надеюсь, они удовлетворят Вас». Потом я просмотрел фотоко­пии марок Сароки и убедился, что Сарока посылает в Вену новозеландскую 1901 г. с но­миналом в полтора пенни, довольно загрязненную штемпелем, и розовую Трансвааль 1895 г. с достоинством в один пенс.

—  Он не прогадал, этот Сарока, — заявил я сразу офицерам. — За Папскую область посылает такую дрянь, которую продают в конвертах по двадцать пять штук за крону!

—  Это мы уже сами знаем. От наших филателистов, — сказал однорукий генерал. — Но взгляните-ка на другие.

И другие ничем не отличались. Какие-то самые обыкновенные Колумбии, Гаити, Доминики. И их обменивал этот счастливчик Сарока на Гамбург, Саксонию, Бремен!

—  У него там в Вене какой-то дурак, — говорил я.