Розовый Меркурий

Следовательно, я мог предложить солидной фирме Стенли Гиббоне купить у меня тот вполне приличный экземпляр из альбома за двадцать тысяч франков, и они немедлен­но заплатили бы мне эту сумму, потому что монакский князь заплатил бы им за нее в два раза дороже. Но меня надо знать. Я сказал себе: и я и он коллекционеры. Три года назад эта марка имела обыкновенную каталоговую цену. Не станем же мы наживаться друг на друге. Я написал монакскому князю, что ему, видимо, не хватает именно этой марки и что я позволяю себе послать ее ему даром. И подписался: Игнац Крал, Прага.

Ну, потом последовала благодарность. Через полгода в Брюсселе князь получил за свою коллекцию большую премию, а я от него еще и звезду, как будто с золотом и руби­нами, в прекрасном футляре. Называют ее офицерскими инсигниями ордена Карла Вели­кого. Это высший орден, которым награждает монакский князь. Такой орден получают от него, кроме филателистов, также знатоки морских животных и археологи. Да, так все это было с этим орденом и с этой маркой. А вот, что касается ордена Бани… Я не показывал его вам? Это прекрасный орден. Я не шучу. Говорят, что, если обладатель его идет в Лон­доне на прием в королевский дворец, навстречу ему обязан выйти гвардейский оркестр и играть, сопровождая его. Наш директор любил говорить: «Слышь, Крал, когда я опять за­качусь в Лондон, то захвачу тебя с собой. Чтобы я мог похвастаться потом, что нам обоим наяривала королевская музыка!». Но это он только так говорил, на самом деле он не брал с собой в поездки сотрудников мужского пола.

Однажды ко мне явился господин Брзорад, швейцар из отеля «Оксиденталь», что на Карловой площади. Хотя «Оксиденталь» и второсортный отель, но сад перед его окнами придает ему аристократичность. К тому же в нем хороший управляющий. Именно поэто­му в нем частенько проживают иностранцы, рекомендующие его друг другу. Когда Брзо-рад приносит кому-нибудь из них первую почту, то просит на одном из семи языков, ко­торыми он владеет, марку с конверта. Эти марки он обменивает в каком-то филателистическом трактире в Вышеграде, но он не брезгает обмениваться и с мальчишками, посе­щающими школу близ отеля. Таким путем он постепенно приобрел нечто, называемое коллекцией. Он оказывал мне различные небольшие услуги и за это хаживал ко мне за ма­рочной мелкотой, от которой я хотел избавиться.

Так вот, в тот день он пришел ко мне, но отнюдь не за тем, чтобы порыться в кор­зинке для бумаг, где он находил иной раз ценные вещи для своей коллекции. Он зашел сообщить, что у них в отеле поселилась английская парочка. Она — красавица, стопро­центная дама, он — обыкновенный порядочный молодой человек. Она на вид года на че­тыре старше его. Отель «Оксиденталь» не подходит для романов, значит они молодожены, так они и отметились. Но романтическая деталь все же налицо: по-видимому, у них на ис­ходе деньги, потому что Брзорад должен был помочь молодому супругу продать плати­новый портсигар и трость с золотым набалдашником. Дама, увешанная прекрасными дра­гоценностями, — она запирает их в несгораемом шкафу директора, — пока ничего не продает.

— Теперь они, должно быть, уже проели портсигар и тросточку, потому что моло­дой супруг опять пришел ко мне, — объяснил Брзорад. — Дескать, я говорил с ним о мар­ках. (Почты он пока никакой не получает.) Сообщил мне, что он привез с собой коллек­цию марок и не прочь продать ее, если в Праге имеются филателистические магазины. Не возьму ли я это на себя, как бывало и раньше. И вот, господин диспонент, — Брзорад ве­личает меня всегда самыми торжественными титулами, — этот англичанин вытащил из чемоданчика два альбома… Открыл один, а там такие марки, что из-за них я был бы спо­собен совершить покушение… Одни английские колонии. Гонконг, Гвиана, Наталь, Фид­жи, Австралия, Виктория, Канада, одним словом, все! Старые, новые, гашеные, чистень­кие, одна красивее другой. Когда у меня перестала кружиться голова, я кинулся к вам.

Надо сказать, что Брзорад, подобно каждому мелкому коллекционеру, недолюбливал торговцев марками. Он не мог понять, как может кто-то торговать вещами, которые, по его представлению, должны быть только предметом любви. Во мне он видел надежного защитника прекрасной коллекции англичанина против самого алчного стяжательства тор­говцев. После того как он замучил меня комплиментами и мольбами, я вынужден был со­гласиться на встречу с его подопечным.