Розовый слон (сборник)

— Минуточку… — Бертул извинился перед Анни и последовал за Шепским.

Они встретились на лестнице под флагштоками.

— Сегодень в магазин привозил венгерская мужская туфля, мой дочка там работает… — шепнул Шепский. — Бутылка пиво, и тебе положит сорок первый номер, у тебе есть женский нога.

— Благодарствую, у меня дома одна пара уже лежит, — героически соврал Бертул. — Вам по работе приходится лазить по чердакам, трубу подправить и тому подобное. Если случится увидеть старую керосиновую лампу, или сундук для приданого с намалеванными цветочками, или конские уздечки с хорошей чеканкой… Я заплачу.

— Я-то знай: старый вещь теперь есть модный. Борода-то тоже старый вещь. Я погляжу.

Бертул отдал деньги на бутылку пива. Ничего не поделаешь: гербовая пошлина договора.

С чемоданчиком для инструментов в руке мимо проходил слесарь Зислак, аккуратный, волосы на пробор" отглаженные складочки на рукавах рубашки.

— Хорошо, что встретил вас… Вы тогда в обществе друзей природы обещали взять на себя сбор ценных предметов и посредничество, — сказал Зислак.

— На этом поприще уже многое сделано. Что вас интересует?

— На работе говорили, что в Пентес мелиораторы сносили дом и нашли такую штуку — ни патефон, ни граммофон, с железными пластинками. Музыкальный ящик! Потом проиграли его в карты. Я за такой заплатил бы… большие деньги! После работы люблю слушать старую музыку. У меня уже есть граммофон, как он называется?.. Кажется, хисмастерс.

— "His masters voice", — уточнил Бертул. — Прославленная английская музыкальная фирма. Моя фирма будет не хуже. Именно в Пентес работает, так сказать, особый агент.

У Бертула грудь наполнилась радостным желанием действовать. Его салоном уже интересуется даже такой общепризнанный трезвый человек, как Зислак! Как только Алнис вернется, пусть тут же отправляется назад с конкретным детективным заданием. Предприятие разрасталось — Шепского теперь можно считать агентом номер два, он будет инспектировать чердаки бирзгальских хибар, построенных в начале века. В городе Салдус, говорят, был найден даже картон, написанный Розенталем, на обратной стороне которого неизвестный старичок резал листы самосада.

В автобусе на районный центр пассажиров было мало. Анни выбрала место сзади. Шофер в свой перископ не мог тут наблюдать за ними. В густом бору за городом на шоссе встречались выбоины, и Анни, подпрыгивая, притерлась плотнее к Бертулу. Прикрытое тонкой полуюбочкой, теплое бедро Анни действовало на хилую комариную ногу Бертула, как гальванический ток на лягушачью ляжку в общеизвестном опыте на уроке физики. Отступать было некуда — не пускала стенка автобуса. Голос Анни, вздрагивающий вместе с красным джемпером, ласково ворковал:

— Вам еще не надоело жить в одиночестве в этой обшарпанной будке фотографа? А может, вы вовсе не одиноки, может быть, ночью какая-нибудь зеленая русалка выплывает к вам из реки погреться?

— Анни, это исключено, пока в Бирзгале живете вы!

— Вы всё льстите мне… — Анни повторила известную формулу, которой отвечают застенчивые девицы, уверенные, что на самом-то деле им вовсе не льстят. — Наверняка кто-нибудь уже успел что-либо про меня наговорить. Взять хотя бы того же Касперьюста. Он как-то раз покупал бутылку пива, а я в шутку спросила, есть ли у него разрешение от жены. — Анни глядела на бегущие сосны. — Я и сама могу порассказать правду. С последним мужем я вынуждена была разойтись, потому что ни одну ночь я глаз не могла сомкнуть…

Бертула ужалила ревность, какую испытывает всякий мужчина, если при нем приятная женщина хвалит достоинства другого мужчины.

— В Африке, говорят, такие случаи не редкость. Расовые особенности… — пробормотал он.

— Разве негры тоже сильно храпят?

— Почему… негры должны храпеть? — смутился Бертул.

— Я разошлась с последним мужем потому, что он ужасно храпел. Так был муж как муж, работал в пекарне. Но если хоть немножко выпьет, так от храпа прямо потолок обваливался. А какой же мужчина не выпивает!

— Совершенно верно, — от души согласился Бертул.

— Поначалу думала — выдержу, он всегда приносил свежие пирожные эклеры, но под конец я стала говорить: "Не можешь ли ты спать потише!" Храпун-то сам ни за что не верит, что от его храпа всю ночь оконные стекла дрожат. Проходит неделя, другая. Нет, не могу. Как выпьет и уснет, иди спать в другую комнату. А он, этот Ояр, проснется — нет меня рядом, сразу скандалить. Опять, мол, я от него убегаю. Я потихоньку к врачу ходила, может, имеются какие лекарства. Попалась эта докторша Симсоне, такая тихая, молодая. Думаю, молодых теперь больше учили. Оказывается — ничуть.

— Про невесомость учат, а как избавиться от храпа, не знают, — согласился Бертул.