Розовый слон (сборник)

Бертул по пути заглянул на репетицию эстрадного ансамбля. Репетировали прямо огромной сцене, потому что эстрадная музыка зависит от электричества и штепселей. Позади сцену от кулис отгораживал печально серый, насыщенный пылью занавес. Четыре музыканта, покуривая, вяло перелистывали ноты, временами играли. Певец, женственный, мягкий и розовощекий, ходил по сцене и, разогревая голос, иногда вдруг выпячивал кадык и издавал несвязные звуки. Руководитель ансамбля постоянно передвигал по носу когда-то старомодные, но теперь снова вошедшие в моду очки в металлической оправе и тискал электроорган. Эта штука стоит тысячу рублей, жаль, что у него нет сходства с церковным органом, думал Бертул, — тот можно бы продать, разобрав по трубочке. Выпитая за обедом рюмка мятного ликера воодушевляла Бертула изречь какое-нибудь дельное слово. Так как в музицировании он не очень разбирался, то решил дать общие руководящие указания. Усевшись в первом ряду, он сказал:

— Как надо играть, вы и сами знаете. — Но музыканты на эту лесть не среагировали никак. — Все же со стороны глядя, скажу — надо выглядеть более современными, чтобы на экспериментальном вечере в субботу все было, как говорит наш шеф, "так как-то исключительно". Но на вас и порядочных штанов нету, не говоря уже об исключительных.

Оркестранты, все как один, принялись осматривать себя: уж не снял ли кто с них штаны. Нет, на каждом потрепанные джинсы. Только у певца были брюки клеш в зеленую полоску.

— По рублю за час — фрак не купишь… — мрачно ответил Капельмейстер.

— Фрак пусть останется для скрипачей, современная музыка наряжается по-другому. Современная музыка включает, в себя не только звуки, но и цвета. Для этого и существуют прожектора и цветные пиджаки. Если по-другому нельзя, пусть останутся те же самые брюки, только нашейте на них модные заплатки! На коленках и на заднице. И микрофонов слишком мало. Достаньте хоть негодных, но по меньшей мере с десяток, и пусть сцена будет полна проводами, как… почва в лесу корнями. Как за рубежом! Потом — жесты, товарищи, жесты! Женщинам, разумеется, легче, у них есть чем вертеть и шевелить и спереди и сзади, но мужчины в современных оркестрах тоже не стоят, как оскопленные. Головы-то у вас на плечах такие же, как и у женщин, — почему вы не можете трясти ими в такт? И то же самое насчет ног — женщины топчутся и выставляют одну ногу перед другой. Мужчинам это тоже не возбраняется. Равноправие полов! Вообще — движение, товарищи, движение!

Эти наставления музыканты, казалось, выслушивали серьезно. Через час Бертул, на этот раз трезвый, снова явился на репетицию вместе с аккуратно одетой дамой, седую голову которой даже в этот теплый день прикрывала шапочка из сверкающей материи, украшенная искусственными цветочками. Это была пенсионерка, в прошлом учительница английского языка Вилциня.

Бертул усадил ее в зале и попросил, чтобы солист ансамбля спел что-нибудь из своего репертуара, желательно на английском языке.

— А на другом языке стоящую вещь и не оторвешь, — пояснил певец, сжимая в ладони микрофон.

После выступления Бертул спросил учительницу, не смогла бы она перевести текст песни на латышский язык.

— У вас есть чувство юмора! Разве это был английский язык? Я в тридцать восьмом году целое лето провела в Лондоне, понимаю даже жаргон "кокни", на котором говорят хулиганы, но в этом исполнении — ни слова.

После ухода учительницы Бертул пояснил певцу:

— Как бы то ни было, но дикция английского языка соответствует у вас стандарту. Если бы эта англичанка вас поняла, я бы забеспокоился. Поп-музыка не проповедь, тут ничего не надо понимать, эмоции есть — и порядок. Так держать!

Нарбут отмотал с огромного рулона оберточной бумаги метров десять и нарисовал плакат. "Экспериментальный вечер "В речном затоне цветут водяные лилии". С феерическими представлениями и с развлечениями для посетителей". Под этой аршинной надписью была нарисована укутавшаяся в водяные лилии русалка, по лицу и по волосам очень похожая на Азанду. Когда плакат еще подсыхал на полу сцены, Касперьюст лязгнул зубами:

— Ну… это уже как-то так… очень исключительно — совсем голая!

— Что ж поделаешь, у русалок всегда так: внизу ничего не надо, там рыбья чешуя, а наверху… блузки или еще что-нибудь другое я нигде не видал, — бормотал Нарбут.

— Это… это то же самое, как если бы женщина вышла голой на улицу, ведь мы же это будем вывешивать на улицу. Это противоречит правилам общественного порядка. Не хочу платить административный штраф.

Нарбут, откровенно плюясь, пририсовал русалке бюстгальтер. Потом пригвоздил все это к витрине на краю улицы.

В субботу вечером уже с восьми часов пошла бойкая торговля билетами.

— Рубль? Раньше мы тряслись за шестьдесят копеек, — дивились недозрелые покупатели, которые сами еще не зарабатывали.

— Будут и представления, — неустанно пояснял Бока.