Подготовка к открытию художественного салона началась с перевозки из Пентес заброшенной в крапиве рессорной коляски. Грузовик раздобыл Андрис. Хотя он больше и не чувствовал себя мастером слова, но культурная жизнь все равно все еще привлекала его. Вытащить развалюху из крапивы, почистить колеса, разогнать пауков и сороконожек было пустяковым делом; по наклонным доскам закатить ее в кузов тоже чепуха, но вот поднять в стеклянный зал на второй этаж — тяжелая строительная проблема. К счастью, стеклянные стены оказались разборными. Достали канаты, которыми можно было и корабль, удержать. С тендикской новостройки привезли мощные брусья, оперли их на подоконник, и подъем начался. После работы вместе с Андрисом пришли его товарищи по работе, любители потехи. Одни наверху, как волжские бурлаки, тянули веревки, другие снизу подталкивали тарантас и поддерживали его жердями. По всему Бирзгале раздавалась зычная команда:
— Раз-два — взяли! Еще — взяли!
Потом Бертул, согласно местным, заслуживающим порицания традициям, вынес водицу по четыре рубля за бутылку, потому как заработали: карета находилась на веранде. В городе распространился слух о салоне художественных старинных вещей под названием "Старый тарантас".
Алнис обзавелся цветным картоном и, демонстрируя приобретенные в художественной средней школе навыки, устраивал экспозицию. В рубашке со шнуровкой, в плавках, костлявый, как сингапурский кули, расхаживал Бертул, заложив по-наполеоновски руки за спину.
— Правильно сказал товарищ из Ленинграда: экспонат без паспорта вообще не экспонат, так же как и человек еще не человек без свидетельства о рождении, — говорил Бертул, шагая между рядами круглых чурбаков, накрытых зеленой бумагой, на которой лежали экспонаты. — А теперь вооружись бумагой и записывай.
Алнис стал записывать каллиграфическим почерком на полосках чертежной бумаги.
— Итак — ключ железный, — диктовал Бертул. — Высота 18,5 см. Покрылся естественной ржавчиной. Бородка двусторонняя с зарубками разной глубины. В верхнем кольце рукоятки сделаны изгибы, отвечающие профилю трех пальцев. Работа кузнеца — крепостного пентесского барона, вторая половина XVII века. Ключ от потайной двери Пентесского замка. До июля 1973 года хранился у правнука кузнеца — колхозника-пенсионера Дависа Зилите".
Алнис написал, и тут от удивления в бороде его раскрылся влажно-алый рот:
— Когда я сграбастал этот ключ на чердаке, мне и в голову не приходило… От такой лжи рука немеет.
Бертул продолжал расхаживать:
— Пиши! Марокканский король, играя в карты, сказал своему первому министру: "Ходи с червей или я сверну тебе шею!" Следующий. "Звонок. Потускневшая медь. Высота…"
Так они напряженно трудились до самого вечера. Под конец эта игра понравилась и Алнису. Когда Бертул начал: "Календарь, издание 1923 года…" — Алнис живо подхватил:
— На внешней обложке красная танцующая фигура Уленшпигеля… Левая нога поднята вопреки законам анатомии…
Членам общества друзей природы и истории было сообщено об открытии салона. Наиболее важного потенциального покупателя Бертул посетил лично. На улице Апшу по обсаженной далиями асфальтированной дорожке он подошел к недавно отстроенному архитектурному гибриду Зислаков, покрашенному в розовый цвет. Фасад его в общих чертах напоминал трехступенчатую ракету; эти ступени шли от одноэтажного гаража через полутораэтажный средний корпус до спален на верхнем этаже, с круглыми из цветного стекла окнами на лестнице. Асфальт во дворе чистый, будто, по нему прошлись пылесосом. Позвонил. Сначала отодвинулась занавеска со смотрового окошечка в дверях, затем Бертулу открыла жена Зислака. Вокруг ее щечек вились кудряшки. Бертулу она напоминала молодую овечку, без тени зла в светлых глазах. Появился и сам Зислак, в тренировочных штанах, широко распространенных в нашей стране, пригодных почти всюду: в поезде, на пляже, при пробежках в лесу и на променаде по улицам курортного города. Описаны случаи, когда некоторые были даже похоронены в тренировочных штанах.
— Вы впервые у нас. Если вас интересует… — сказал хозяин дома.
— Весьма интересует! — заверил Бертул и отправился в экскурсию по новому дому Зислаков. Еще немножко пахло олифой и едкой ацетоновой краской. В прихожей к стене прикреплен рог косули, на нем висела женская шляпка. Здоровое стремление к старине, значит, поселилось в этом доме. В самой парадной комнате большой стол, секционные витрины с хрустальными рюмочками, которым, наверное, суждено было всю жизнь прожить невинными, так сказать, не целованными губами хмельного мужчины. И святая троица наших дней: в углу телевизор на тонких ногах косули, а напротив него два удобных кресла.
— Здесь под потолком подошла бы модная люстра — большое колесо прялки с вмонтированными в него электрическими лампочками. Завтра покажу, — сказал Бертул тоном эксперта-искусствоведа.
— Очень интересно, — согласились Зислаки.
В конце экскурсии в коридоре, проходя мимо маленькой дверцы, хозяйка тактично ушла в комнаты, а хозяин открыл дверь туалета:
— Оборудовали… как сумели.