Розовый Зигурат

И чем чаще он будет интересоваться Фатимой, тем меньше останется времени, на интересование орчанками!

А дальше, сработает принцип сладкого — солёного…

Чем дольше будешь жрать торты, тем больше захочется солёной окрошечки с квасом, зелёным лучком и огурчиками (ум отъешь, но до вкуса укропа и чеснока, знамо дело — далеко)…

И наоборот…

Фатима — толстая. Я — худощавая. Впрочем, всё относительно! По сравнению со съеденными Твинком сёстрами, я была жирухой. Медленная и толстая для курьерки. Однако, самая сильная из сестёр, в чёт Твинк и убедился…

Ну, теперь меня уже не с кем сравнивать…

Фатима — волосатая (приходится и впредь её в нужных местах подбривать). Я — гладкокожая.

По сути, она мой антипод!

Но, самое важное — мы обе похожи на хуманок, хотя ни одна из нас хуманкой не является!

И это — тоже плюс, для моего плана.

И особенно приятно было, что когда я с Фатимы сорвала лиф и засунула его ей в рот, у милого там, только слегка шевельнулось. Да и не особенно он на её бюст и посматривал. Зато, когда я сняла свой, реакция была более чем откровенной. И его красавец…

Так, не отвлекаться!

Думать о дальнейших планах!

Дальше надо временно притормозить операцию «Сладкое-Солёное» и переходить к операции «Я — виновата, но не виновата! Пожалейте меня!»…

Нет!

Не могу ни о чём думать кроме милого!

— Фатима! Сходи к менеджеру! Попроси у него парочку самотыков, которые в самом лучшем состоянии! Скажи, что для леди демонессы!

— А если спросит, — Зачем?

— Для научных исследований!

Глава 33

«Поистине, Мы украсили нижнее небо, постижимое для ваших взоров, сияющими звёздами, вспышками которых Мы поражаем шайтанов, а в будущей жизни Мы уготовили им наказание пылающим адским огнём»

Аль-Мунтахаб (Аль-Мунтахаб аль-Хасан ибн Ахмед — имам зейдитского государства в Йемене в 934–936 годах, четвёртый правитель из династии ар-Расси.) — СУРА 67:5

Фатима

— Как ты именуешь меня, когда думаешь обо мне?

Ифритка уставилась мне в глаза.

— Ответишь мне честно, и будет тебе награда, а у меня никакой обиды не будет. Солгав же, покажешь свою слабость и недостойность узнать и узреть то, что доступно лишь Великим…

Чертовкой я её мысленно называю, но не признаваться же!

— Прошу простить меня, Госпожа, если слово ифритка оскорбит ваш слух…

Произнося это я встала перед чертовкой на колени и склонила голову до пола.

Чертовка дёрнула мою голову за волосы и снова уставилась на меня огромными синими глазами.

— Лучше бы ты мысленно называла меня суккубкой, ибо скучаю я по настоящим суккубкам, коим я, всего лишь недостойное и жалкое подобие, красота которых неописуема, а нежность к друзьям неизмерима. И потому буду я рада слышать это слово. Тем более, что нет в ближайших пространствах тех, кто сравнится со мной в магии суккубов. Однако и против именования себя ифриткой, не вижу я крамолы, ибо обладаю я и силой упомянутой.

Она отпустила мои волосы.

— Услышь же, Фатима, мои слова и уразумей, что осознаю я, с кем способна сравниться и в возможностях и в своих мыслях. Прочту я по памяти для тебя фрагмент древней книги. «ифритка склонилась над Камар-аз-Заманом и поцеловала его между глаз, а после этого она опустила плащ ему на лицо и, накрыв его, распахнула крылья и полетела в сторону неба. Она вылетела из-под сводов той комнаты и продолжала лететь по воздуху, поднимаясь ввысь, пока не приблизилась к нижнему небу».

Всё время, пока чертовка декламировала текст, чем-то напоминающий тексты книги «Тысячи и одной ночи», она продолжала смотреть мне в лицо.

— Это сто семьдесят седьмая ночь. Повесть о царе Шахрамате, сыне его Камар-аз-Замане и царевне Будур. А вот ещё один фрагмент…

Чертовка подняла указательный палец и покачала им.