#Розовым мелом

— Достал, так свали сама. Даже помогу запаковать все маечки и шортики.

Да было бы куда, с радостью. Только меня тут и видели. Но увы, я бесприданница. Дальние родственнички в своё время подсуетились и отжали у осиротевшей девчули всё, что было возможно. Только что сарафанчик в горошек и пакет с игрушками оставили. Ну и саму девчулю скинули как балласт. Кому она сдалась?

Спасибо тёте Марине, её это не напугало, и они с дядей Володей дали мне всё, что были способны. Прошло столько лет, а я так и не смогла называть их «мамой» и «папой», несмотря на то, что люблю обоих безмерно и благодарна по гроб жизни. А они и не навязывали. Даже решение по замене фамилии оставили за мной, понимая, что это то единственное, оставшееся у меня в память о прошлой жизни.

Чем я могла ответить на их доброту? Лишь быть благодарной. Именно поэтому, собственно, и поступила в МГУ на нисколько не любимый экономический. Потому что его заканчивал дядя Володя и всегда хотел, чтобы Илья пошёл по его стопам, но Князев не только послал эту идею, но и отказался в принципе связываться с институтами, чем в своё время всех просто убил.

Он вообще много чего делал поперёк их воли. Частично из вредности, частично из‑за меня. Его всегда раздражала моя «смиренность». Поэтому, собственно, он до сих пор и считает меня лицемерной подлизой. Я же просто старалась сделать так, чтобы его родители не пожалели о том, что когда‑то приняли меня в семью.

— Что, бездомная, нечего возразить? — не дождавшись ответа, хмыкает Илья. — Вот тогда стой у плиты и кухарь. А если ещё не перестанешь плеваться ядом, мы даже сможем поладить.

— Я тебя ненавижу.

— Твоё право. Ты мне лучше скажи, у тебя все юбочки такие короткие?

Что ещё за предъява? Нормальная у меня юбка, всё прикрывает.

— А тебя это как волнует?

— Меня никак. Но тогда уж надевай почаще вот эту. Прям зачётная, — в мою сторону светят экраном, на котором покоится моя же фотка с прошлого лета в лаковой мини‑юбке. Стоп, эту фотку я никуда не выкладыва… До меня только сейчас доходит, что всё это время Князев ковырялся в МОЁМ телефоне!

— ТЫ НОРМАЛЬНЫЙ?

— Вот чего опять орёшь? Я искал номера родителей. Свой московский, кстати, тоже нашёл. Не знал, что он у тебя есть. Спорим, нет‑нет, но ты мечтала порой по нему позвонить после угарных вечеринок с подружками? Ты, кстати, ночью сама ко мне жалась, но я ж не такой — так что почти не разрешал тебе этого делать. Наверное. А может и да…

Чувствую, как закипает бешенство. Щас нафиг сорвёт все винтики, и водонапорная башня подорвётся к чертям!

— Знаешь, о чём я мечтаю? Закопать тебя под окнами! — яростно вырываю гаджет из его рук. — Чтобы на твою могилу сверху сыпались окурки и облегчались коты!

— А ты всё о своём, — вот ведь непрошибаемое животное. С каменным лицом встаёт из‑за стола и лениво тянется, хрустя шеей. — Смотри, сгорит наш завтрак.

— Да подавись ты своим завтраком! — мозг работает в автономном режиме, когда швыряю в него так и не вскрытую консервную банку. Осознание приходит уже когда тушёнка с разгона прилетает Князеву чётко в лобешник.

Глава 4. Выезд

Зои

Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать. Мне очень стыдно, правда. Понимаю, что переборщила и что это капец как больно, но меня просто накрывает неконтролируемый истерический смех.

— Оборжаться, — шипит Князев, держась за голову. Аж покраснел бедный. Даже обычно зачёсанные назад волосы встали торчком — это так его хорошенько тряхнуло. Надо полагать, баночка‑то увесистая. Жестяная.

— Прости. Я думала, мимо пролетит.

— Думала она! Не занимайся тем, что не умеешь.

Всё, прошло мимолётное наваждение. Больше уже не жалко. Правильно получил.

— Эй, ну оскорблять‑то сразу зачем? Я же извинилась.

— И что, от твоего извинения сотряс сам пройдет?

— Не преувеличивай. Чтобы было сотрясение, нужен мозг.

Илья хмуро отнимает ладонь ото лба, и я снова ржу. Будет шишка. Сто пудов. Уже набухает.

— Беги, просто лучше беги, — спокойно, но с угрозой предупреждают меня.

Ага, спотыкаюсь и падаю.

— Сам беги. Я тебя не боюсь, — спокойно лезу в морозилку за замороженной курицей. — На, — шлепком прикладываю окорочок к его моське. — А то к вечеру будешь ходить красивый и фиолетовый.

— Не поможет.

— Поможет. И никогда больше не смей брать мои вещи. Иначе в следующий раз в полёт отправится утюг.

На меня долго и пронизывающе смотрят. Слишком долго и слишком пронизывающе. Как‑то прям не по себе становится.

— Ты чокнутая, знаешь? — интересуются как бы между прочим.

Вот не соглашусь!

— Ты вынуждаешь быть такой. Веди себя по‑человечески и мы если не поладим, то хотя бы закончим эту глупую вражду.

— А если она меня устраивает?