Розы на руинах

– Синди сейчас два года, два месяца и пять дней. Хозяйка квартиры, где жила Николь, была в восторге оттого, что мы забираем ребенка, которого она считала обузой. – Мама улыбнулась счастливой улыбкой. – Помнишь, ты как-то просил сестренку, Джори? Я тогда ответила, что больше не могу иметь детей. Теперь ты видишь, что пути Господни неисповедимы. Я скорблю по Николь, которая должна была бы дожить до восьмидесяти. Но у нее был перелом позвоночника и много внутренних травм…

Она не докончила. Я подумал, как жестоко было дать нам сестру, о которой я только раз обмолвился, вместо цветущей девятнадцатилетней Николь Николс…

– Ты лечил Николь? – спросил я у папы.

– Нет, сын. Но так как она приходилась мне знакомой и студенткой мамы, меня допустили к ведению лечения. Сегодня в четыре утра позвонили из больницы, и мы кинулись туда.

Я посмотрел на мою сестру. Она была очень миленькая, и розовая пижама ей была к лицу. Она вцепилась в маму и испуганно смотрела на незнакомцев, а потом уткнулась носом в мамино плечо и спряталась.

– Барт, – с милой улыбкой сказала мама, – ты тоже делал так. Ты прятал лицо и полагал, что мы тебя не видим, поскольку ты не видел нас.

– Убери ее! – заорал вдруг Барт, весь красный от гнева. – Убери ее прочь! Закопай в могилу вместе с ее мамой! Не хочу сестру! Ненавижу ее, ненавижу!

Наступила тишина. Никто не мог выговорить ни слова. Мама не могла даже вздохнуть, так она была шокирована, а папе пришлось схватить Барта, который уже порывался стукнуть Синди! Синди развопилась, а Эмма гневно воззрилась на Барта.

– Барт, я никогда еще не слышал ничего более жестокого и ужасного, – сказал папа, усаживая Барта к себе на колено.

Барт вертелся, пихался и пытался соскочить, но папа держал его крепко.

– Иди в свою комнату и подумай там, пока в тебе не проснется сочувствие к другим. Будь ты на месте Синди, ты бы не разговаривал так.

Что-то бормоча, Барт пошел в свою комнату и с треском захлопнул дверь.

Папа взял в руки свой черный портфель и собрался уходить. Напоследок он с упреком взглянул на маму:

– Как ты думаешь, отчего я возражал против удочерения Синди? Ты прекрасно знаешь, как ревнив Барт. Такой чудесный ребенок, как Синди, не пробыл бы в приюте и двух дней: ее удочерили бы и были счастливы.

– Да, Крис, ты, как всегда, прав; но мы с тобой были бы лишены дочери. А теперь у меня есть маленькая девочка, которая так напоминает мне Кэрри.

Папа сморщился как от боли. Мама сидела у стола с Синди на коленях, и впервые, сколько я помню, папа в тот день не поцеловал ее на прощание. А она не сказала ему: «Будь осторожен».

Меня Синди мгновенно очаровала. Она все трогала своими ручками, а потом тянула в рот. При виде этого милого создания во мне проснулось теплое чувство. А мама и вовсе казалась ее родной матерью – так она полюбила Синди. Обе были одеты одинаково – в розовое, с розовыми бантами в волосах, только на Синди были еще белые шелковые носочки.

– Джори будет учить тебя балету, когда ты подрастешь, – пообещала мама Синди, пока я собирался в балетную школу.

Я улыбнулся. Мама передала Синди Эмме и села в машину рядом со мной.

– Джори, я надеюсь, что Барт вскоре хоть чуточку полюбит Синди, как ты думаешь?

Мне хотелось сказать ей правду: нет, этого не будет; но я кивнул, не желая показать ей, как я беспокоюсь за брата. Проблемы, проблемы, сплошные проблемы…

– Джори, что это ты там бормочешь?

Черт, я и не заметил, что сказал это вслух!

– Ничего, мама. Просто повторяю то, что услышал от Барта сегодня ночью. Он плакал во сне, мама. Звал тебя, кричал, что ты сбежала со своим любовником. – Я усмехнулся, стараясь выглядеть беспечным. – А я и не знал, что ты такая легкомысленная!

Мама пропустила мимо ушей мою шутливую реплику.

– Джори, почему же ты раньше не сказал, что Барта мучают кошмары?

Но как я мог сказать ей правду? Правду о том, что она уж слишком занялась Синди и не обращает внимания на других? Никогда, никогда она не должна уделять кому-то – даже мне – больше внимания, чем Барту.

– Мама, мама! – слышал я крики Барта этой ночью. – Где ты? Не оставляй меня одного! Мамочка, пожалуйста, не оставляй меня. Не люби его больше, чем меня. Я хороший, я правда хороший… просто делаю не знаю что. Мама… мама!

Только сумасшедшие не знают сами, что творят. У нас в семье уже есть одна сумасшедшая. Нам не надо другого.

Значит… мне надо спасать Барта от него самого. Исправлять что-то неправильное, что началось давным-давно. И где-то в закоулках моей памяти возникали смутные воспоминания о том, что волновало и мучило меня, когда я был еще слишком мал, чтобы понимать это. Слишком мал, чтобы сложить отдельные фрагменты вместе.

Но чем больше я думал о прошлом, тем больше оно пробуждалось, и я припомнил черноволосого мужчину, но не дядю Пола. Мужчину, которого мама звала Бартом Уинслоу, а ведь это были первое и второе имена моего сводного брата.

Мое заветное желание