Розы на руинах

– Барт! – позвал я. – Барт, это Джори. Если ты хочешь непременно остаться на ночь на улице, то, пожалуйста, делай как хочешь – я не скажу родителям. Ты только дай мне знать, что ты живой.

Ни звука в ответ.

Двор наш очень большой, к тому же весь зарос кустами, цветами и деревьями, которые то и дело сажают мама с папой. Я обошел вокруг куста камелии. О боже, не Барта ли это голая нога?

Ну конечно, это он, лежит под живой изгородью, только ноги наружу. Я не сразу заметил его, потому что обычно он никогда не прятался под камелией. Было совсем темно, к тому же спускался туман.

Я осторожно вытащил Барта из-под веток, недоумевая, отчего он не издает ни звука. У него было красное, воспаленное лицо, затуманенные глаза бессмысленно глядели на меня.

– Не трогай меня… – простонал он. – Я почти умер… почти…

Я схватил его на руки и побежал. Он кричал, жаловался на боль в ноге:

– Джори, я не хочу умирать… я правда не хочу умирать…

К тому времени, как подбежал папа и подхватил его, Барт уже был без сознания. Папа положил его в машину.

– Не могу поверить, – проговорил папа. – Нога у него распухла так, что стала раза в три толще. Остается только надеяться, что это не газовая гангрена.

Я знал, что от гангрены можно умереть.

В больнице Барта положили в постель. К нему пришли врачи, осматривали, совещались. Они пытались выставить папу из палаты, ведь согласно профессиональной этике врач не должен лечить больных из своей собственной семьи. Наверное, чтобы не мешали эмоции.

– Нет! – закричал папа. – Я останусь. Он – мой сын, и я должен знать, что с ним.

Мама только плакала и держалась за безвольную руку Барта. Я тоже чувствовал себя ужасно, думая о том, что не сделал все возможное, чтобы помочь Барту.

– Эппл, Эппл… – бормотал все время Барт. – Хочу видеть Эппла.

Он был в ужасном состоянии. Он так потел, что его худое маленькое тело промочило простыни. Мама начала рыдать.

– Выведи маму, – приказал мне папа. – Не надо, чтобы она видела это.

Пока мама плакала в комнате ожидания, я прокрался обратно и увидел, как папа делает инъекцию пенициллина в руку Барта.

– Нет ли у него аллергии к пенициллину? – спросил другой врач.

– Не знаю, – ответил папа. – У него никогда не было инфекций. Другого выхода нет, надо попытаться. Приготовьте все, чтобы снять реакцию в случае ее появления.

Он обернулся и увидел меня, притаившегося в углу.

– Сын, пойди к маме. Ты тут ничем помочь не можешь.

Я не мог двинуться с места. По какой-то причине, возможно из-за чувства вины, что пренебрегал братом, я должен был оставаться рядом с ним.

Вскоре Барту стало хуже. Папа нахмурился, подал сигнал няне, и та привела еще двух врачей. Один из них вставил трубку в ноздрю Барта. Дальше случилось нечто настолько ужасное, что я не мог поверить собственным глазам. Все тело Барта покрылось огромными набухшими рубцами. Они были огненно-красные и, видимо, чесались, потому что руки Барта задвигались от одного рубца к другому. Тогда папа положил Барта на каталку, чтобы его могли увезти.

– Папа! – закричал я. – Куда его? Ему отнимут ногу?

– Нет, сын, – тихо ответил папа. – У твоего брата сильная аллергическая реакция. Надо сделать трахеотомию, пока ему не заблокировало дыхание.

– Крис, – сказал другой врач, – все в порядке. Том прочистил дыхательные пути. Трахеотомия не понадобится.

Прошел день, но Барту не стало лучше. Было похоже, что он расчешет себя до мяса и умрет от другой инфекции. Оставшись вечером в больнице, я с ужасом смотрел, как распухшие пальцы Барта тщетно пытаются избавить тело от жуткой муки непрерывными конвульсивными движениями. Теперь все его тело было пунцовым. О том, что его состояние тяжелое, можно было судить по папиному лицу и по отношению других врачей, собравшихся возле его кровати. Барту связали руки, чтобы он не мог чесаться. Тогда его глаза стали вылезать из орбит, и казалось, что это два огромных красных яйца. Губы Барта распухли так, что стали на три дюйма шире обычного.

Я не мог поверить, что все это происходит из-за аллергической реакции.

– Ох! – плакала мама, вцепившись в папину руку, не в силах оторвать взгляд от Барта.

Прошло еще два дня – никакого улучшения. Свой десятый день рождения Барт встретил, бредя на больничной койке; путешествие в Диснейленд отменили, а поездку в Южную Каролину отложили до следующего года.

– Посмотри, – сказал как-то папа с надеждой на усталом лице, – опухоль уменьшается.

Аллергия прошла. Я думал, что теперь Барт начнет поправляться. Но я ошибался. Потому что у Барта оказалась реакция на любой антибиотик, который к нему применяли. Нога его распухла еще сильнее.

– О, что нам делать, что нам делать? – плакала мама так сильно, что я стал опасаться за ее здоровье.

– Мы делаем все, что можем, – только и мог ответить папа.

– Боже мой, – пробормотал Барт в забытьи, – для чего ты оставил меня?

Слезы побежали по моему лицу и закапали на рубашку, как дождь.

– Бог не оставит тебя, – сказал папа.