Розы на руинах

Она достучалась до него. Он растроганно глядел на мать.

– Ты сказал, что я соблазнила твоего отца и заставила его жениться на мне, только чтобы отомстить моему отцу. Ты неправ. Я полюбила вашего отца с первого взгляда. Я не могла ничего с собой поделать, так я любила его, – ведь и ты не можешь противиться своей любви к Кэти. Крис, мне ничего не осталось в память о прошлом. Я потеряла все. Джон – единственное, что мне осталось от прошлого. – Последние слова она сказала полушепотом, будто испуганно. – Он один напоминает мне о Фоксворт-холле.

– Но ведь он должен знать, кто я! И кто Барт!

Бабушка подвинулась вперед и положила руку, унизанную кольцами, на колено моего папы. Я увидел, как он вздрогнул от этого прикосновения.

– Я не знаю, что помнит и знает Джон. Он полагает, что все мои дети разлетелись по свету. Думаю, ему неизвестно, что среднее имя Барта – Уинслоу, но он такой проныра, что может знать и больше. – Она вздрогнула и отняла свою руку. – Когда-то все эти земли принадлежали моему отцу. Так что Джону вполне понятно, отчего я поселилась здесь. Это место из года в год принадлежало нашему роду.

Он покачал головой:

– И ты устроила все так, чтобы я купил эту землю подешевле?

– Кристофер, мой отец скупал земли повсюду. Теперь я их владелица. Но я бы отдала это все, лишь бы опять быть с тобой и Кэти. Никто, кроме меня, не знает вашей тайны, а я никогда не расскажу ее. Я обещаю никогда не ранить ваши чувства, не стыдить вас – только позвольте мне остаться! Позвольте мне снова быть вам матерью!

– Избавься от Джона!

Она вздохнула и наклонила голову:

– Если бы это было возможно.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты не догадываешься? – Она взглянула на него.

– Шантаж?

– Да. У него тоже никого не осталось. Он делает вид, что ничего не знает о вас с Кэти, но я не уверена. Он поклялся, что не разгласит тайну моего пребывания здесь, потому что иначе я была бы осаждаема репортерами. Поэтому я дала ему приют и содержание, дабы ничто не просочилось за эти ворота.

– Но Барта ты не уберегла. Джори видел, как Джон Эймос постоянно нашептывает ему что-то. Я полагаю, ему все о нас известно.

– Но он не станет делать ничего против вас! – воскликнула она. – Я поговорю с ним, вразумлю его. Я откуплюсь от него… он ничего никому не скажет.

Папа встал, собираясь уходить. На мгновение он положил руку на ее седую голову, но тут же с виноватым видом снял ее.

– Договорились. Поговори с Джоном, скажи ему, чтобы оставил Барта в покое. Не говори Барту, что ты его родная бабушка, пусть ты останешься для него доброй старушкой, которой нужен внук и друг. Можешь ты сделать для меня хоть эту малость?

– Конечно, – вяло согласилась она.

– И пожалуйста, надевай снова эту вуаль на лицо. Джори известно, что ты моя мать, но ты же понимаешь. Кто знает, вдруг Кэти решит по-дружески навестить соседей. До сих пор она была занята только балетом. Теперь ей не хватает занятий, и она стремится общаться с людьми. Когда она была юной, для нее было пыткой сидеть в четырех стенах… часы казались ей веками, а мать и бабушка… только подстегивали в ней желание бежать к людям.

Бабушка вновь горестно опустила голову.

– Я знаю: я согрешила и каюсь в этом. Я молюсь, чтобы жизнь повернулась вспять, но каждый день я просыпаюсь одинокой, и только Барт придает мне надежду. Я хочу у тебя что-то спросить, – шепотом проговорила она. – Ты любишь ее, как мужчина любит… свою жену?

Он отвернулся:

– Это тебя не касается.

– Но я догадываюсь. Я спрашивала Барта, но он не понял, что я имела в виду. Он сказал мне, что вы спите в одной спальне.

Разозленный, он сверкнул на нее глазами:

– И в одной постели! Теперь ты удовлетворена?

Он повернулся и решительно вышел.

Загадка на загадке. Проклятые загадки!

Почему мама ненавидит его мать? Почему они говорят о спальне и постели?

Я во весь дух побежал домой, не тратя времени на то, чтобы докладывать Джону Эймосу о разговоре. Маму я увидел сразу, но спрятался: она не увидела меня. Она как раз пыталась выползти из этой безобразной коляски. Как странно видеть ее такой же неуклюжей, как я сам, не владеющей своим телом. С трудом поднявшись, она стояла, дрожа с головы до ног. Лицо ее, которое я видел в зеркале, было бледно. Волосы обрамляли его, как золотая рама. Расплавленное золото, горячее, как пламя ада, как бегущая лава.

– Барт, это ты? – сказала она. – Отчего ты так странно на меня смотришь? Я не упаду, если ты думаешь об этом, не бойся. С каждым днем я чувствую себя все сильнее и лучше. Давай посидим и поговорим с тобой. Расскажи мне, что ты делаешь, когда я тебя не вижу. Куда ты ходишь? Научи меня играть в твои подражательные игры. Когда я была такая, как ты, я тоже всегда кому-нибудь подражала. Например, воображала, что я первая в мире балерина, знаменитая прима, и с тех пор это стало главным в моей жизни. Теперь я понимаю, что это не главное в жизни. Теперь я думаю, что самое главное в жизни – дать счастье тем, кого любишь. Барт, я хочу, чтобы ты был счастлив…