– Это в Риме. А здесь Коллация. И я в любой миг могу кликнуть всю фамилию, которая забьет тебя насмерть.
– Ну, предположим. Чего ты хочешь?
– Ты получишь меня, если убьешь моего мужа.
На лице Секста выразилась озадаченность. Потом он хлопнул себя по лбу и расхохотался.
– Я вспомнил эту побасенку! Какой-то восточный царь… забыл, как звали… показал жену своему фавориту. А она обиделась, позвала фаворита: раз ты меня видел, выбирай мол, или убьешь моего мужа и женишься на мне, или я прикажу рабам тебя прикончить. Конечно, он выбрал первое. Понятно, с чего это тебе в голову пришло. Да мне-то зачем убивать Коллатина? Я и так буду царем, а он нет.
– Ты в этом уверен? – холодно осведомилась Лукреция.
– На что ты намекаешь?
– Ты до сих пор не понял, что тебя подставили? Это чья была идея – приехать сюда всей компанией, чтобы полюбоваться на меня – твоя или Коллатина?
– Коллатина… а может, Брута. Не помню. Но точно не моя.
– А что ты сделаешь потом, любой бы догадался. Ну, и какой предлог годится для восстания лучше, чем поругание добродетельной матроны?
Секст плюхнулся на постель.
– Боги Тартара! Похоже, ты права. Но каков мерзавец! – он не уточнил, кого имеет в виду – Коллатина или Брута.
– Вот именно, – спокойно сказал Лукреция. – Нас обоих наметили в жертву чужим амбициям. Ужели мы не отомстим?
– Это ты правильно придумала. Клянусь Орком, я никому не позволю себя использовать!
– Твой отец, похоже, считает иначе. Хотя, надо признать, его замысел по захвату Габий ты исполнил великолепно. Мы здесь все тобой восхищались.
– Это был мой замысел, а не отца!
– Тем более. А что сделал для Рима Коллатин? Ничего. Я буду счастлива сменить мужа никчемного на мужа отважного и предприимчивого.
– Вообще-то я женат.
– А я замужем. Ну и что?
Секст хмыкнул.
– Конечно, ты красивей, чем моя курица, да и умнее. Решено – отправлю Коллатина к воронам и женюсь на тебе. И как ему в голову пришло учинить такую подлость царскому роду!
– Вестей из-за моря наслышался. Афиняне, говорят, изгнали своего Гиппия.
– Не хватало еще, чтоб мы начинали подражать всяким там грекам. Но и отец хорош. Тоже мне, «властитель двенадцати городов»! Проглядеть заговор у себя под носом! – Он задумался. – А это значит… это значит, что он стал стар и слаб… и пора попросить его освободить трон.
Лукреция, раскинувшись в постели, внимательно прислушивалась к его рассуждениям.
– Неужто ты считаешь, что человек, который сверг и убил своего предшественника, прислушается к такой просьбе?
– Что ж, он захватил власть силой – я тоже сумею это сделать. Среди своих великих строек отец довольно удачно обустроил Тарпейскую скалу, чтоб нее было удобнее сбрасывать преступников. А нет – так годится и колесница, которой матушка переехала деда.
– Народу это может не понравиться.
– Вот увидишь, плебс назовет это справедливым возмездием. К тому же, если переехать колесницей одного царя – это преступление. А если так поступить со вторым – это уже обычай. – Секст усмехнулся. – Никогда бы не предположил, что буду в постели с женщиной разговаривать о политике.
Лукреция рассмеялась в ответ.
– Обещаю – это будет очень приятный разговор.