А я его понял. У нас, что ли, лучше? Сколько детишек по детдомам и интернатам? Сколько их учится за рубежом? И кто из них возвращается в Россию, закончив обучение? Да и репрессии за беременность схожие, если учесть размер пособия. Да, не так уж все трагично. Теперь и у нас все, как у дикарей. Что европейских, что океанских…
Покинув это мрачное место, мы еще немного поднимаемся вверх и, перейдя небольшой ручей, оказываемся на очаровательной поляне, окруженной мощными кокосовыми пальмами. А где-то за ними непроходимой стеной встают гигантские папоротники.
Слева от ручья - какая-то узкая мрачная щель неимоверной глубины. Справа - кристальной воды водопад, а за ним - каменная чаша, наполненная такой же изумительно чистой водой, с чуть заметным голубоватым оттенком.
– Здесь как бы хозяйственный блок, - поясняет Понизовский. - Тут купаются, моются, стирают. А это, - он брезгливо показывает на трещину в скале, - Поганая яма. Извините, туалет, так сказать. Естественный.
– Ауэ, танэ! - с громким восхищением дергает Янка меня за рукав. - Совмещенный санузел. Общественный.
– Пора возвращаться, - говорит Понизовский, взглядывая на часы.
– А давайте туда еще пройдемся. - Семеныч машет в сторону папоротников. - Занятное местечко.
– Не столько занятное, - качает головой Сере-га, - сколько опасное. Там обрывистый берег, внизу камни. Никто туда не ходит.
На помощь ему подбираются близнецы Ахунуи и Ахупуи. И в один голос испуганно долбят:
– Табу! Табу!
– Ну, табу так табу, - покорно и устало соглашается Семеныч. Немного фальшиво только. Но, кроме меня, этой фальши никто не замечает.
Мы вернулись на яхту и стали готовиться к визиту. Отобрали кое-какие подарки: зажигалки, почти исправный фотоаппарат. У Янки нашлась лишняя щетка для волос.
– А ты что подаришь своей ваине Маруське? - спросила Яна Нильса.
– Он ей любовь свою подарит, - хмыкнул Семеныч.
– Я подарю ей крысиного льва.
– Молодец! - похвалила Янка. - Дорог не подарок - дорого внимание. Ах, Серый, - она мечтательно закатила глазки. - Если бы ты подарил бы мне накануне нашей свадьбы крысу! С облезлым хвостом! А, Серый? Уж как бы я тебя приласкала!
ВЕЧЕРОЧЕК ПРИ СВЕЧАХ
Торжественной встречи, в духе Океании, на этот раз не состоялось.
– Похмельем мучаются аборигены, - предположил Семеныч.
– Или к следующему празднику готовятся, - сказала Яна. - Серж, что у них там по местному календарю? Какая фаза луны в почете? Какие там рыбы поднимаются из глубины?
– У них здесь каждое утро в почете. Москит мимо щеки пролетел - уже праздник. Повод, значит, что не тяпнул.
– Счастливые люди, - вздохнула Яна. - Но и нам праздников хватает. Да еще выборы с перевыборами.
– Я что-то плохо себя чувствую, - малодушно пожаловался Нильс. - Голова кружится. Я бы теперь отдохнул…
– В объятиях своей ваины отдохнешь, - безжалостно оборвала его Яна. - Маамаа!
Мне почему-то показалось, что из всех нас она одна владеет ситуацией. Не удивлюсь, если вдруг Ян-ка совершит здесь государственный переворот и сбросит с парусинового трона хмельного вождя Мату-Ити. Только вот куда она его жен денет? Нам, что ли, раздаст? Своим будущим министрам?
Семейное бунгало нимфетки Марутеа находилось в глубине рощи. Уединенное такое гнездышко. Типичное для этих широт. Коническая крыша под пальмовым листом, сдвижная дверь на веранду; от пальмы к пальме, совсем как у нас в Пеньках, протянута веревка (лиана, что ли), на которой дышат под слабым ветерком некоторые предметы интимного женского туалета.
Едва мы подошли к хижине, как на пороге появилась моложавая парочка в юбочках, но разнополая. Парочка держала в руках деревянный поднос. Совсем как у нас в Пеньках. Только вместо хлеба-соли на подносе стояли разного размера рюмки и грудилась горка очищенных пальчиковых бананов.
Янка, видя такой прием, тут же сорвала с ближайшего куста какой-то цветок, сунула его Нильсу за ухо и вытолкнула старика вперед.
Нильс не подкачал. Видать, в самом деле с головкой неладно. Он отвесил земной поклон, взял самую большую стопку, лихо ее маханул и вместо закуски смачно, от души расцеловал свою потенциальную тещу. Во все щеки и губы. А тестю просто, но со вкусом, пожал руку. Как поверженному сопернику.
– Ауэ! - раздался вопль, и вылетевшая из хижины Маруся повисла у Нильса на шее. Он качнулся, как старый дуб под напором ветра, умеренного до сильного, но пока устоял. Надолго ли?
Мы вошли в хижину и расселись на циновках вокруг низкого столика. Маруськин папаша при этом что-то цапает с полки и сует себе под зад. Наверное, чтобы сидеть повыше гостей - он и в самом деле мелковат фактурой, на потомка рослых таитян никак не тянет.
Хижина была обставлена с первобытной простотой и изяществом. Вдоль одной из стен - сплошной помост для спанья, какая-то тумбочка, полочка над ней и потемневшее от влаги зеркало на столбе.