Розыск продолжать

Пока я этим занимался, наш подопечный вернулся с охоты с пустым рюкзаком. Теперь он был под наблюдением, за ним следили днем и ночью, но пока не задерживали, поскольку ничего, кроме моих догадок, мы ему предъявить не могли: учитывая его вдумчивый характер и способность просчитывать ходы вперед, вряд ли он держал дома, а тем более носил с собою оружие. Нет, я вычислил его по сумме косвенных улик, в коллекциях МУРа ни его прошлого, ни фотографий, ни отпечатков не числилось, а арестовывать такого хладнокровного и умного парня в расчете, что он проболтается на допросе, было абсолютно нереально. Оставалось одно: брать с поличным.

Между прочим, работники угрозыска, которые этим Юрочкой занимались, вскоре выяснили один весьма примечательный факт его биографии, факт, который я, можно сказать, держал в руках. Держал в руках, но не взвесил, не оценил, даже внимания никакого ему не придал: Милорд-Юра и впрямь оказался воспитанником войсковой части. Генеральша Евдокия Андреевна Симанчук не ошиблась, только воспитывался Милорд не в полку, а в отделе контрпропаганды фронта, где его заботливо опекали, научили свободно болтать не только по-немецки, но и по-английски, а заодно и стрелять из всех видов личного оружия. И учеником он оказался на редкость способным...

— Много там женщин, забаловали парнишку, — сказал мне Осипов. — Учили играючи, и жил он припеваючи, на всем готовеньком и без всякого труда. А война возьми да и скончайся. И кончилась райская его жизнь, началась мирная. Ремесленное училище, работа, станки, грязь, пот. А в мечтах оставалось: меткий выстрел — и ждет тебя награда. Вот какие фокусы война выкидывает, Валерий: Милорд — тоже ведь жертва ее, если вдуматься...

Он и сам задумался, невесело задумался, а я ждал. Ждал и тоже думал, что война искалечила душу очень способного, даже одаренного мальчишки, превратив его в особо опасного и особо хитрого преступника.

— Придется тебе поохотиться, — вздохнув, сказал наконец полковник (к тому времени он уже добился, чтобы меня временно прикомандировали к нему). — Выясни, чем занимался в Завидове наш подопечный и что именно он вез туда в своем рюкзаке. С собой захвати бутылку: дядя Миша не дурак выпить.

Дядя Миша оказался этаким крепышом лет за сорок и типичным хитрованом. Знаете, есть такие, которые всеми правдами и неправдами подбирают себе не столько выгодную, сколько неконтролируемую работу, на которой можно не просто бездельничать, но и стричь с этого безделья купоны в виде бутылок, десяток и прочих необременительных подношений. Хитрованы не дельцы: они не стремятся к наживе, масштабу, размаху, они довольствуются постоянно действующей дифференциальной рентой, которая автоматически вытекает из их должности. Частично в этом направлении меня просветил Осипов, частично я сообразил сам, как только заглянул в маленькие, хитренькие, благодушно настороженные глазки. Такие глазки не любят ссор с законом, потому что кое в чем грешны, а это значит, что дядя Миша будет изо всех сил хитрить и изворачиваться. Допрос тут больше напортит, чем поможет, по душам с таким не поговоришь, и остается одно: действовать по наитию, учитывая, что ты знаешь, о чем спрашивать, а твой собеседник не знает, что именно тебя интересует.

— Это как же ты меня отыскал, парень?

Дядя Миша был несокрушимо улыбчив и столь же несокрушимо недоверчив. Он не спешил отказывать, но не торопился и приглашать и, как мне показалось, всеми силами избегал говорить что-либо определенное. К примеру, «да» или «нет».

— Через Юру, дядя Миша, через Юру, — говорю я, сразу же доставая бутылку: что поделаешь, коли ситуация складывается не в пользу сухого закона. — Юра — мой старый кореш, вместе стрельбой занимаемся, в одной, так сказать, сборной. Чего сидишь, дядя? Капустку тащи, огурчиков, грибочков. Сейчас согреемся!

— Это мы мигом!

В мою задачу входило довести егеря до «теплой» кондиции, но ни в коем случае не позволить ему перебрать: перебор зачастую приводит к агрессивной недоверчивости, а мне требовалась дружеская разговорчивость. Поэтому я налегал на капустку, похваливал грибочки и неспешно подливал дяде Мише, расспрашивая его пока о достопримечательностях заказника.

— Грибов тут — что ты! Кабаны обжираются. Ягода, конечно, всякая, бери — не хочу. Ну, зверь, конечное дело, жирует. Что лось, что кабан, что косуля. У тебя на кого лицензия-то?

— На Юрку! — смеюсь я. — Как он тогда с рюкзачком-то, а? Ведь я ему еле-еле тот рюкзак до электрички допер!

— Парень он крепкий... — задумался егерь, или мне показалось? — Стрельбой, говоришь, вместе занимаетесь? Руку набить, конечное дело, всегда пригодится. Это, как говорят, не помешает...

Он что-то еще мямлил и пил, пил да мямлил, а мне вдруг показалось, что он запуган. Запуган, как запуган был Вовочка, и, чтобы проверить эту свою догадку, я взял да и брякнул:

— А зря это Юрка: ну какой из него охотник? Бегать не любит, крови не любит...