РПЛ 3 (СИ)

Мы оставили за спиной один из перевалов, и искали место для привала – дорога здесь походила на тропу, ведущую вниз вдоль живописного обрыва. Впереди, позади, по сторонам – кругом наступали лесистые горы, разделенные цепочками озер, поверхность которых сверкала серебром на солнце и переливалась шелковой темной зеленью в тени.

-Смотри, - сказал вдруг Хорвек, остановив коня. – Там!

Свежий ветер, словно дожидаясь его слов, разметал наши волосы, конские гривы, и я увидела лазейку, через которую он сумел пробраться сюда: между двумя горами, виднеющимися вдали, сияла лазурь, которую я уже знала.

-Море! - воскликнула я радостно. Удивительно, как быстро полюбилась мне незнакомая ранее стихия.

С удивлением узнавала я места, виденные когда-то в сновидении, которое я призвала, выпив мертвую кровь на пустошах. Мы двигались вперед, и горы, казалось, медленно расступались в стороны, являя нам все более полную картину: над морской гладью, на противоположной стороне бухты, блистал в лучах солнца белоснежный город, созданный, казалось, сплошь из мрамора и позолоты.

Чуть позже дорога вновь увела нас вверх, а затем, как обычно, вниз, и дивный вид скрылся за туманной синевой очередного пологого склона. Но вскоре Астолано показался нам во всем своем великолепии – теперь мы смотрели на город с обрыва, а он простирался у наших ног.

Странным, чуть хриплым показался мне голос Хорвека.

-Все такой же, - сказал он, нарушив молчание, и мне показалось, что губы его пересохли от волнения. – Я… я помню…

С болезненной жадностью он всматривался вдаль. Я поняла, что именно он искал, проследив за его взглядом, который вскоре остановился на темном пятне средь праздничной белизны: то были руины, окруженные строгими, почти черными зарослями островерхих кипарисов. Неотрывно Хорвек смотрел на них, и я, повернувшись к нему, чтобы задать свой глупый вопрос, замерла, зачарованная чем-то в глубине его желтых глаз.

Голова закружилась и мне показалось, что я смотрю в огромное золотое зеркало, где отражается прекрасный город, подернутый золотистой патиной. Белоснежный лик Астолано был нарушен одним лишь темным пятном, теперь сливавшимся в сплошную черноту. Не было более ни руин, ни кипарисов – лишь око тьмы, прореха, сквозь которую на солнце смотрела непроглядная молчаливая ночь. Вот тьма вздрогнула, точно в ней зародилось нечто живое, и границы ее стремительно изменили свои очертания, пожирая на своем пути белые стены, позолоченые купола, красную черепицу крыш, серебристую листву деревьев… Белый город погибал, а чернота искрилась красными искрами догорающих пожарищ.

-О нет, нет… - невольно прошептала я, и очнулась.

Хорвек смотрел на меня, чуть склонив голову набок.

-Читаешь мои мысли, Йель? – с неприятной улыбкой спросил он. – Это умение не принесет тебе счастья, поверь.

И я в первый раз поняла, как велико его желание отомстить городу, где погибла Белая Ведьма. Никогда я еще не видела столько страсти в нем, столько жизни!.. Это было то, чего я до сих пор не знала в Хорвеке, но, вне всякого сомнения, таким был Рекхе, идущий на войну с людьми. До сих пор я не слишком старательно раздумывала над причинами, побудившими демона-полукровку вернуться в мир людей и сеять здесь разрушение, с присущей мне простотой списывая все на козни рыжей ведьмы. Но теперь я знала: вовсе не одна любовь к лживой чародейке вела его убивать. «Он попросту хотел получить то, что погубило его мать! – думала я, глядя на Хорвека с непривычным страхом. – Торжествовать на том самом месте, где была повержена она. Выжечь дотла город, отправивший ее на казнь. Стать королем там, где когда-то мать желала сделать его наследником своей власти, и выполнить тем самым ее волю…»

-Да, - согласился Хорвек, уняв огонь в своих глазах, но все еще кривя губы в злой улыбке. – Когда-то я так ненавидел этот город, что вычеркнул из своей памяти все, что было с ним связано, и даже мысленно не произносил его названия долгие, долгие годы. А когда это проклятое имя – Астолано! - прошептали мне на ухо и спросили, хотел бы я получить трон, который так и не достался моей матери… О, я захотел! И желал этого так, что едва не сжег себе сердце и разум.

-И сейчас хочешь? – со страхом спросила я.

-Этого хочет что-то, оставшееся только в моей памяти, - сказал он, с усилием сгоняя с лица выражение, испугавшее меня. – Неважно, чего я хотел тогда. Прежним я все равно не стану.