РrоМетро

Сквозь жидкокристаллический экранчик тускло просвечивало стилизованное изображение реликта. Как мне показалось, в рисунке угадывалась морда мамонта, вид анфас. Крупный овал морды посередине экранчика, от него отходят в стороны еще два овала, поменьше. Уши? От морды вниз обессилено провисают три ложноножки, из которых одна, по мнению создателя, символизирует хобот, а две другие, по всей видимости, бивни.

– Да-а… – протянул я и чуть покривил душой, чтобы не расстраивать парня. – Знатная зверюга!

– Правда? – Игорек буквально вспыхнул от радости. – А мама говорит, что он уродливый и что только… – он замялся, – ну, в общем, придурок мог сделать ребенку такой подарок на день рожденья. Это она не мне, а папе говорила… По телефону.

– Ну, это она погорячилась, – попытался успокоить его я. – Взрослые редко говорят друг другу то, что думают на самом деле.

И почему при общении с детьми я вдруг начинаю чувствовать себя таким взрослым?

– Да? А дядя Боря… Это мамин новый папа… То есть, мой новый папа. – Игорек с детской непосредственностью делился со мной семейными секретами. – Он говорит, что если мамонтенок будет его каждое утро будить своим писком, то он его с балкона выбросит. А как же мамонтенок будет не пищать? Он же голодный, когда просыпается! Поэтому я стараюсь всегда просыпаться раньше и уходить в ванную, чтобы не слышно…

– Молодец! – похвалил я и сморозил банальность: – Друзей надо беречь… А зовут его как?

– Мамонтенок, я же сказал, – недоуменно ответил Игорек. – Просто мамонтенок. То есть, сначала я хотел его как-нибудь назвать, но потом передумал. Боялся слишком сильно к нему привязаться. – И продолжил после небольшой паузы, чуть тише, – Только… боюсь, я все равно уже к нему привязался.

Внезапно тамагучи у меня в руке громко и противно запищал, а в следующую секунду я с удивлением обнаружил, что моя рука уже пуста. Я не успел заметить никакого движения со стороны Игорька, однако оно, судя по всему, все же имело место: желтый овалоид игрушки был уже у него. Лицо мальчика в этот момент выражало предельную сосредоточенность, а большой палец правой руки со сверхъестественной скоростью носился над кнопками, вводя в примитивный электронный мозг игрушки непонятную мне программу. Сейчас Игорек напоминал сумасшедшего хакера из какого-нибудь фантастического фильма, который с ловкостью кибера насилует клавиатуру своего «Ньютона», стремясь через встроенный радиомодем вломиться на главный сервер вражеской базы.

Ну и реакция все-таки у парня!

– Все! – Игорек откинулся на спинку сиденья и радостно доложил: – Два гамбургера ему скормил!

– Да чего ты так дергаешься? – несколько грубовато спросил я. – Потерпел бы твой мамонт пару секунд, ничего бы с ним не случилось.

– Ничего вы не понимаете! – внезапно расстроился Игорек. – Все вы…

– Да ладно, не обижайся!

Мальчик сидел молча, насупившись. Игрушку он убрал обратно в карман.

Поезд начал замедлять ход, останавливаясь, скрипящая темнота за окнами сменилась ярким освещением потолочных светил.

– Ну ладно, – сказал я, поднимаясь. – Пока, Игорек! – И еще раз повторил, как будто это имело для меня какое-нибудь значение. – И не обижайся, ладно?

Игорек неопределенно кивнул.

Под затихающий шум колес я подошел к последней двери последнего вагона, при выходе из которой пассажиров обычно призывают быть особенно осторожными.

Кто-то из моих предшественников, в меру остроумный, хотя и вряд ли оригинальный, слегка модифицировал текст стандартного предостережения, написанного на дверном стекле. Несколько белых трафаретных букв было прокорябано чем-то острым, и теперь надпись читалась как

НЕ П_ИС_О__ТЬСЯ.

Поезд остановился, двери передо мной разошлись в стороны, как ножи хлеборезки, и я… остался в вагоне.

Я не узнавал эту станцию. Но точно знал, что это – не «Новослободская»: другим был цвет стен, а главное – не было колонн с витражами, делающих эту станцию уникальной в рамках московского метрополитена.

Глава седьмая «Станция Шарикоподшипниковская…»

– расставил все по своим местам неприятный, но ставший уже почти родным голос.

Ну и названьице! Это сколько же в нем букв? Двадцать? Нет, даже двадцать одна! Пожалуй, самое длинное название станции в московском метро. Я имею в виду – среди названий, состоящих из одного слова.

А вообще, последнее время новые станции на кольце появляются как грибы после дождя. Ведь вроде бы совсем недавно никакой «Сходненской» здесь не было, а теперь вот еще и «Шарикоподшипниковская» добавилась. И кому она, интересно, была нужна? Так скоро через каждые сто метров станций понатыкают. А потом, говорят, и второе кольцо через окраинные станции проведут. Типа МКАД будет, только под землей.

Двери сомкнулись, словно строй солдат на плацу, и поезд плавно потек дальше. Последним, что я успел заметить на платформе, была девочка со связкой из трех воздушных шариков: пары круглых и одного в форме сердечка. Тонкая связь между шариками в ее руке и шариками в названии станции показалась мне настолько занятной, что я позволил себе слабую улыбку.