Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова

«Изображение Сорванцова достойно кисти, нарисовавшей семью Простаковых. Он записался в службу, чтоб ездить цугом. Он проводит ночи за картами и спит в присутственном месте, во время чтения запутанного дела. Он чувствует нелепость деловой бумаги и соглашается с мнением прочих из лености и беспечности. Он продает крестьян в рекруты и умно рассуждает о просвещении. Он взяток не берет из тщеславия и хладнокровно извиняет бедных взяткобрателей. Словом, он истинно русский барич прошлого века, каковым образовали его, природа и полупросвещение»[10].

Обращает на себя внимание говорящая фамилия Сорванцова – дерзкий нахал, оторванный от корней, не отвечающий за свои поступки. А.А. Асоян обратил внимание на письмо Пушкина И.И. Дмитриеву в связи с правительственным запретом «Европейца»: «Добрый и скромный Киреевский, представлен правительству сорванцом и якобинцем»[11]. Вновь якобинство и полупросвещение встречаются вместе. Сорванцов рассуждает о просвещении и продает крестьян в рекруты.

У самого Фонвизина «якобинские» черты Сорванцова проступают, пожалуй, еще резче. «Я недавно читала римскую историю и нахожу, что твое честолюбие есть катилининское», – бросает ему княгиня[12]. Характеризуя воспитание, данное ему шевалье, Сорванцов говорит: «Он вселял в сердца наши ненависть к отечеству, презрение ко всему русскому и любовь к французскому».

Наконец нельзя не отметить фантастический по силе сатирический образ – Сорванцов проигрывает в карты деревню, где похоронены его родители: «Не из подлой корысти продал я деревню, где погребены мои родители. За то, что тела их тут опочивают, мне ни полушки не прибавили». Продажа родного пепелища и отеческих гробов оказывается еще и бесприбыльной. Отчуждение от земли и народа выступают как первейшие плоды полупросвещения.

Это отчуждение связывалось и «стародумом» Фонвизиным, и Пушкиным и его другом-оппонентом Вяземским с «иностранным воспитанием» русского дворянства, которое и было основной причиной его полупросвещенности. В своем сочинении «Фон-Визин», рукопись которого Пушкин проштудировал со всей тщательностью, Вяземский тоже говорит о полупросвещении именно в смысле дворянской недообразованности.

«В «Бригадире» можно видеть, что погрешности воспитания русского живо поражали автора; но худое воспитание, данное бригадирскому сынку, это полупросвещение, если и есть какое просвещение в поверхностном знании французского языка, в поездке в чужие краи без нравственного, приготовительного образования, должны были выделать из него смешного глупца, чем он и есть»[13].

Вяземский упоминает просвещение «в котором вообще обвиняют нас некоторые иностранцы: насильственно-прививное, скороспелое и потому ненадежное»[14]. То есть именно полупросвещение. И видит залог истинного просвещения в том, чтобы «теснее согласовать необходимые условия русского происхождения с независимостью Европейского космополитства»[15].

Считая себя подлинным европейцем, Вяземский настаивает, что «в применении к воспитанию частному, т. е. личному, а не народному, не должно терять из виду, что именно для того, чтобы быть европейцем, должно начать быть Русским. Россия, подобно другим государствам, соучастница в общем деле европейском и, следовательно, должна в сынах своих иметь полномочных представителей за себя. Русский, перерожденный во француза, француз в англичанина, и так далее, останутся всегда сиротами на родине и не усыновленными чужбиною»[16]. Напротив последнего рассуждения Пушкин, испещривший рукопись Вяземского заметками, оставляет запись: «Прекрасно!».

Представителями консервативного просвещения от Екатерины II, Фонвизина и Карамзина до Пушкина и Вяземского сформирован отчетливый полемический образ полупросвещения, для которого характерно соединение двух отрицательных черт.

Первая, – радикализм, – сочетание умственной поверхности, амбициозности, мечтательности, «катилинства», склонности к решительным и авантюристическим действиям, по сути – якобинству.

Вторая, – презрение к отечеству и народу, отчужденность от русских начал и традиции, некритическая приверженность новому и иностранному. Отождествление просвещения и цивилизации с западными, европейскими началами, превращающее полупросвещенца в духовного иностранца.

Не трудно увидеть, что именно эти черты полупросвещенца составили позднее основу того образа российской интеллигенции который обозначен авторами веховской традиции. Бердяев прямо использует образ полупросвещения в обличении большевистской революции: