Рцы слово твердо. Русская литература от Слова о полку Игореве до Эдуарда Лимонова

Пушкины были в родословной Александра Сергеевича и со стороны отца и со стороны матери. Так что на вопрос «кто был Пушкин по происхождению?» самый точный ответ таков: Пушкин по происхождению был Пушкин.

VIII.

6 июня 2009 года я до подкожной изморози продрог на празднике в Пушкинских Горах и, попивая сбитень из самовара, читал с бывшего тогда в новинку смартфона юбилейные рассуждения одного из наших либералов: «Национальное чувство Пушкина, не дожившего до культуры модерна, не нуждалось в изобилии кокошников, оканье и прочем».

Меня разбирал пушкинический хохот – среди долговых записей Пушкина числится «долг за починку кокошника Натальи Николаевны». Кокошник был обязательной деталью парадного наряда дам при николаевском дворе согласно «Описанию дамских нарядов для приезда в торжественные дни к высочайшему двору», приложенному к законодательному «Положению о гражданских мундирах» от 27 февраля 1834 года: «Всем вообще Дамам, как придворным, так и приезжающим ко двору, иметь повойник или кокошник произвольного цвета с белым вуалем».

Русская рубаха сопровождала Пушкина в течение всей его жизни. На двенадцатилетие Арина Родионовна подарила Саше «красную рубашку собственной работы с вышивкой по вороту и на обшлагах». Опочецкий купец Иван Лапин оставил свои воспоминания о том, как в Михайловском, точнее, в Святых Горах, 29 мая 1825 г. «имел счастье видеть Александра Сергеевича господина Пушкина, который некоторым образом удивил странною своею одеждою, а например: у него была надета на голове соломенная шляпа, в ситцевой красной рубашке, опоясавши голубою ленточкою, с железною в руке тростию, с предлинными бакенбардами, которые более походят на бороду; также с предлинными ногтями, которыми он очищал шкорлупу в апельсинах и ел их с большим аппетитом, я думаю около 1/2 дюжины»[54].

Памятуя об этой записи, я, и без того одетый в русскую рубаху, нашел на праздничном базаре в Михайловском соломенную шляпу и нацепил её себе на голову. Каково было моё удивление, когда, года через полтора, добрые люди без которых мир не стоит, доложили мне, что моё фото в таком облике высмеял Виктор Пелевин в «Ананасной воде для прекрасной дамы» описывая Доброслава: «Это был молодой еще человек – невысокий, полный, с рыжей бородкой и светлыми волосами. Он был весьма странно одет: его рубаха была густо расшита славянским орнаментом, а за плечами болталась соломенная шляпа пасечника». Так на пушкинской соломенной шляпе я въехал в большую литературу, назвать ли её «русской» – каждый может подбросить монетку.

Знаменитые пушкинские бакенбарды были на деле бакенбородой. Заменой категорически запрещенной в то время представителям русского дворянства бороды. Выемка на подбородке и отсутствие усов делают эту растительность на лице вроде бы и не криминальной для петровских порядков, но опытный взгляд купца Лапина не обманешь.

В своём «Рославлеве» Пушкин вкладывает в уста Жермены де Сталь такую отповедь русскому угоднику загранице, вздумавшему потешаться над русскими бородами: «Народ, который, тому сто лет, отстоял свою бороду, отстоит в наше время и свою голову».

IX.

Бакенборода Пушкина – это бунт боярского отпрыска против эры временщиков, эпохи новой послепетровской знати. «Моя родословная» – манифест истинно аристократического, боярского старорусского сознания, опирающегося на наследственное историческое право, а не на прихоть двора:

Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов…
Родов дряхлеющих обломок
(И, по несчастью, не один),
Бояр старинных я потомок;
Я, братцы, мелкий мещанин…

Пушкин-политик – национальный консервативный русский политик – тема еще только ждущая своего исследователя. Не имея возможности ни занимать государственные должности, ни условий для какой-то парламентской политической деятельности, серьезно ограниченный цензурой, Пушкин реализовывал свои политические амбиции в «блоговом» режиме – постоянно участвуя во всевозможных журнальных полемиках по самым малосущественным вопросам. Только так он мог надеяться донести до читающей публики свою позицию.

Взгляды Пушкина были, пожалуй, одной из самых интересных и малоизученных консервативных политических программ в русской истории – программой национал-аристократии.

«Никогда не разделял я с кем бы то ни было демократической ненависти к дворянству. Оно всегда казалось мне необходимым и естественным сословием великого образованного народа. Смотря около себя и читая старые наши летописи, я сожалел, видя, как древние дворянские роды уничтожились, как остальные упадают и исчезают».