Читаем Рубенс полностью

Накануне отъезда он вместе с Жербье нанес визит голландскому посланнику Альберту Иоахими и вручил ему просьбу об освобождении дюнкеркских моряков, томящихся в Роттердаме. Иоахими, прекрасно осведомленный о внутренних убеждениях художника, понял истинную цель его прихода: фламандец не мог уехать, не обсудив с ним причин конфликта, столкнувшего между собой их страны. Действительно, занимаясь политикой, Рубенс постиг, сколь зыбко любое соглашение, а потому не питал особенных иллюзий относительно конкретных результатов англо-испанского договора для установления мира в Нидерландах. Он знал, что Карла I заботила только проблема Пфальца, что Филипп IV так и не избавился от убеждения, что голландцев можно и должно покорить силой оружия. Поэтому, несмотря на официальное предписание оставить в стороне нидерландский вопрос, он по собственной инициативе решил напрямую переговорить с голландским посланником, «уверяя Иоахими, как докладывает Дедли Карлтон, что Соединенные Провинции могли бы заключить договор, если бы хотели этого, установив тем самым мир и покой в Семнадцати провинциях, измученных долгой войной».[368]

Все эти четыре года, разрываясь между Мадридом и Лондоном, художник думал об одном: как положить конец войне во Фландрии. Может быть, недавний успех в обхождении с английским и испанским монархами слегка вскружил ему голову? Поддался ли он своим «внутренним порывам, увлекся ли сознанием собственной значительности» или «угодил в ловушку внешнего блеска, став рабом церемониала, он — такой порядочный и любезный, такой обходительный, привлекательный, всегда прекрасно одетый и немножко тщеславный?»[369] Он все еще верил, что Гаага и Брюссель вполне могли бы найти общий язык и восстановить мир между Северными и Южными Нидерландами: «Иоахими отвечал ему, что добиться этого можно одним-единственным способом: изгнать прочь испанцев».[370]

Самым ощутимым результатом всей английской эпопеи Рубенса можно считать его личное продвижение вверх по социальной лестнице, отмеченное новым титулом и великолепными дарами. 3 марта Карл I посвятил его в рыцари, обогатив герб художника «геральдической фигурой, заимствованной у английского королевского герба: то была четверть щита с изображением золотого льва на красном фоне, которую Рубенс поместил в верхней левой части своего герба». Кроме того, он получил усыпанную драгоценными камнями шпагу, украшенную бриллиантами ленту для шляпы и бриллиантовое же кольцо, которое государь ради такого случая снял с собственного августейшего пальца. «Невозможно осыпать большими милостями вельможу, каким бы выдающимся он ни был»,[371] — комментировал награду венецианский посланник Джованни Соранцо.

Рубенсу выдали паспорт со специальной пометкой, предписывающей голландским судам, ежели таковые встретятся в открытом море, не чинить художнику никаких препятствий, и Рубенс, счастливый, что скоро будет дома, выехал в Дувр. Однако ему снова пришлось задержаться в Англии, на сей раз по причине собственного добросердечия и религиозности. Узнав о его предстоящем отплытии, к нему обратились с просьбой несколько молодых католиков, мечтавших попасть во Фландрию: девушки стремились в монастырь, а юноши горели желанием поступить в иезуитский коллеж в Дуэ. Покинуть родину они не могли без особого на то разрешения, и Рубенс целых 18 дней посвятил улаживанию этого вопроса через испанского посланника и английского министра. Нам, правда, неизвестно, увенчались ли его хлопоты успехом. Так или иначе, 23 марта, в компании с юными богомольцами или без них, он отплыл из Дувра. 6 апреля Балтазар Моретус смог записать: «Наконец-то вернулся из Англии господин Рубенс».[372]

Эрцгерцогиня Изабелла возместила ему издержки лондонского вояжа, проследила, чтобы испанский двор оплатил ему написанные и оставленные там картины, пожаловала ему серебряный с подставкой кувшин для воды и наградила его новым титулом секретаря закрытого королевского совета. Слишком хорошо зная своего художника, она, разумеется, не требовала от него исполнения обязанностей, налагаемых этой должностью. Он, в свою очередь, высказал пожелание и на родине носить пожалованный ему рыцарский титул, а потому Совет Фландрии сочинил и отправил королю следующее ходатайство:

«Сир!

Пауль Рубенс, секретарь закрытого совета Нидерландов, свидетельствует, что он с верностью и удовольствием исполнил дело, о котором известно Вашему Величеству и его министрам. Желая придать более блеска и важности своей службе, которую он готов продолжить, буде представится случай, он умоляет Ваше Величество почтить его рыцарским титулом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное