Читаем Рубенс полностью

Принимая во внимание все эти соображения, молю Ваше Высочество, прежде не раз дарившее меня честью совместного обсуждения этого предмета, соблаговолить выслушать мое откровенное мнение. Я считаю герцога Нейбургского человеком несомненно подходящим для ведения этих переговоров, но только не при этом дворе, где самая мысль о перемирии внушает всем ненависть; впрочем, к великому моему неудовольствию, я с самых разных сторон получаю подтверждение, что в таком случае надежд на успешный исход переговоров нет никаких. Также, хорошо зная, как привык действовать принц, я всерьез опасаюсь, что весть о переговорах вскоре станет всеобщим достоянием, а к каким последствиям это может привести, Вашему Высочеству известно и без меня. Поэтому мне и господину Мельвельту представляется необходимым просить Ваше Высочество задержать де Би, который не скрывает своего желания выехать навстречу герцогу в почтовой карете хотя бы до самого Орлеана и помогать ему в ведении переговоров. Было бы весьма желательно, если бы Ваше Высочество соблаговолили также загодя предупредить господина герцога, чтобы он не делал никаких предложений до встречи с Вашим Высочеством; следовательно, было бы весьма желательно пригласить его прибыть прямо в Брюссель, ни в коем случае не останавливаясь при том дворе. Тогда у Вашего Высочества будет довольно времени на обдумывание этого дела, а после встречи с герцогом, когда станет известно, чего он добивается, вы вместе могли бы принять наиболее благоприятное решение.

Вместе с тем умоляю Ваше Высочество как можно раньше дать мне знать, как мне следует вести себя с герцогом; также и господин Мельвельт, к услугам которого герцог наверняка пожелает прибегнуть при дворе, желал бы знать, угодно ли Вашему Высочеству, чтобы он помогал герцогу или, напротив, всячески ему препятствовал. Я же, со своей стороны, при всей незначительности отводимой мне роли, мог бы, учитывая то расположение, которое всегда проявлял ко мне господин герцог, попытаться отвратить его от осуществления его возможных замыслов, если, разумеется, на то будет воля Вашего Светлейшего Высочества, которой я нижайше поклоняюсь. Смею надеяться, что Ваше Высочество простит мне мою дерзость и молю верить, что мною движет одно лишь пламенное желание сослужить службу королю и Вашему Высочеству, а также благоденствию моей родины.

На этом заканчиваю и с благоговением припадаю к стопам Вашего Светлейшего Высочества.

Питер Пауэл Рубенс.

Поскольку до маркиза де Мирабель, католического посланника при этом дворе и человека крайней осторожности и скрытности, дошли некоторые слухи о причастности господина герцога к этому делу, показавшиеся ему весьма тревожными, я предполагаю, что он станет пытаться ему помешать; вот почему необходимо, чтобы Ваше Высочество, не теряя времени, сообщили мне свою волю, дабы не допустить никаких помех к осуществлению начинаний Вашего Высочества, которому наверняка известны многие тайны, недоступные нам и превосходящие наше, во всяком случае мое, понимание. Мне же довольно одного лишь слова, сказанного Вашим Высочеством, чтобы ему немедленно повиноваться.

Одновременно с улаживанием разногласий, существующих между Испанией и Францией, на наш взгляд, было бы весьма желательно, чтобы папский легат, чей приезд ко двору ожидается в ближайшее время, в качестве лица нейтрального сделал бы первый шаг. Если в дальнейшем зайдет речь о перемирии, способном положить конец войне во Фландрии, несущей неисчислимые бедствия и нарушающей согласие между двумя державами, было бы предпочтительно, чтобы подобное предложение исходило от третьего лица, то есть такого, которого нельзя заподозрить ни в корысти, ни в скрытых побуждениях. Таким человеком и мог бы стать легат. Принц в отличие от него имеет слишком явный интерес в Испании и прибывает непосредственно от мадридского двора, в то время как дело это не такого рода, чтобы его можно было решить проездом; во всяком случае, если уж господину герцогу придется им заниматься, было бы приличней и благоразумней приступить к нему после приезда легата и после того, как последний выскажет свои предложения в связи с улаживанием дел в Италии и в Вальтеллине. От обсуждения этого вопроса легче перейти к переговорам о перемирии, принимая во внимание поддержку, оказываемую королем Французским голландцам и прочие подобные обстоятельства. Заранее прошу у Вашего Высочества извинения за то, что позволяю себе столь дерзновенно и свободно толковать о делах такой чрезвычайной важности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное