Рубеж

В последнем письме Авдеев написал Максиму о наступившей зиме, о том, что все местные мальчишки уже катаются на салазках, бродят в Приречной пойме на лыжах. Сообщил и о горке, которую сложил возле домашней веранды. А про подарки, приготовленные к сыновнему приезду, умолчал, решил сделать сюрприз. В большой комнате на самом видном месте были сложены детские лыжи с бамбуковыми палками и меховой капюшон для маленького спортсмена, коньки-маломерки, салазки и лопата для расчистки снега.

Огорчало, что не мог еще Максим сам читать его письма и не мог ответить на них по-своему, по-детски. Но все же ответ однажды пришел. На тетрадном листке неумелыми детскими каракулями выведено:

«Здравствуй, мой папа. Я сильно скучаю по тебе. Очень хочу ездить с тобой в машине и ходить на лыжах».

Авдеев понимал, что рукой сына управляла рука матери. Но почему Марина ничего не добавила от себя? И все же сыновнее послание растроганный Авдеев принял как сигнал к потеплению семейного климата. И потому услышанный во сне голос сына он воспринял как добрый знак.

«Значит, едет мой дорогой сынище, едет!» — радостно думал Авдеев, но тут же встревоженно недоумевал: «Тогда почему нет ответной телеграммы от Марины?.. А впрочем... впрочем, телеграмма еще может прийти. Время есть. Да и приезжать молча, не извещая, Марине не впервой».

Едва проступила в окна рассветная синь, Авдеев вышел из дома и направился к штабу... В полк вскоре прибыл командир дивизии. Вместе они отправились к дальним холмам, где подразделения отрабатывали тактику наступательного боя в зимних условиях. Мельников после военного совета был особенно придирчив, требовал безукоризненной слаженности, быстроты в действиях. А тут, как назло, в роте старшего лейтенанта Суханова обнаружился разнобой: взвод прапорщика Шаповалова вырвался далеко вперед, а взвод лейтенанта Жарикова задержался, оказавшись в лощине, забитой снегом. Правда, разрыв этот был вскоре ликвидирован, и взвод Жарикова вышел на конечный рубеж вовремя. Но комдива это не успокоило. Собрав офицеров, он сказал, не скрывая встревоженности:

— Будь это бой настоящий, товарищи, неприятель такого момента не упустил бы ни в коем случае. Так что извольте исправить свою оплошность.

Атака опорного пункта была проведена заново. На этот раз более слаженно. Солдаты из взвода Жарикова сумели отыскать на своем направлении менее заснеженные места и прошли их без малейшей задержки.

После этого Мельников сказал Авдееву:

— Вот так и держать, Иван Егорович. И учтите, большие учения могут начаться раньше, чем ожидалось.

— А я это уже понял по вашим поправкам в учебном плане, товарищ генерал. Так что постараемся.

У Дальних холмов Авдеев пробыл почти до самого вечера. Несмотря на сложность обстановки и чрезвычайную занятость, мысли о жене и сыне не выходили у него из головы. Он дважды посылал в городок своего водителя на машине, чтобы узнать, не приехала ли Марина дневным поездом. И оба раза тот возвращался ни с чем.

Закончились тактические занятия перед самым закатом, когда до прибытия вечернего поезда оставалось чуть больше тридцати минут. Авдеев решил отправиться на вокзал. Солдат-водитель, привыкший понимать своего командира с полуслова, быстро развернул машину и погнал ее не в городок, а в сторону железной дороги. Газик по снегу бежал рывками: то буксовал, натужно гудя и оседая, то вырывался на прочный накат и набирал полную скорость.

Авдеев нервничал, то и дело поглядывая на часы.

Над железнодорожным полотном уже сгустились сумерки, когда они подъехали к зданию вокзала. Вдали в морозном тумане появился поезд, резко блеснул прожектором. Его свет выхватил ожидавших пассажиров. Их было немного. Авдеев старался держаться в стороне, у каменной стенки вокзала, чтобы не привлекать к себе внимания.

Подошел поезд. Он стоял здесь мало — всего три минуты. Двери открылись лишь у двух или трех вагонов. Авдеев увидел, как из одного тамбура медленно и неловко спустилась женщина с закутанным поверх пальто в шарф мальчиком. Сердце Авдеева невольно застучало сильнее, но радость его оказалась преждевременной: следом за женщиной вышел из вагона рослый мужчина в лохматой сибирской шубе и, взяв мальчика за руку, повел в помещение вокзала. Из того же вагона вышла еще одна женщина с двумя огромными узлами. Потом вагоны дернулись и поезд пошел, громче и громче стуча колесами на стыках рельсов.

Проводив горестным взглядом последний вагон, Авдеев тихо вздохнул. На душе стало пусто и холодно. Вернувшись к машине, он молча сел в кузов и кивнул водителю: поехали.