Рубеж

Буквально через полчаса как приземлились приехал отец Владимира, полковник. Тут же, на аэродроме, стоял автобус. Хижняк-старший прилетел днем раньше из Забайкалья. Он сухо поздоровался с Читаевым, кивнул трем сопровождающим его солдатам и сразу спросил:

– Ошибки быть не может?

– Нет, не может, – глухо ответил Читаев, глядя в сторону.

Потом они повезли гроб домой, и там Сергей встретился с вдовой. Он знал ее, Хижняк как-то знакомил их на выпускном вечере в училище. Нина была в черном, под глазами темнели круги, и что особенно поразило Читаева – это горевший на лице, на припухших щеках неистребимый румянец в жутком контрасте с всепоглощающим черным. «Ей всего двадцать лет», – вспомнил Сергей с тоской и подумал: хорошо, что ему не пришлось лично извещать о смерти.

Сергей подошел к Нине, взял ее за руку, стал рассказывать, как погиб Володя. Она молча слушала, ничего не спрашивала. Сергей смотрел на ее красивое скорбное лицо, покрасневшие заплаканные глаза. Наверное, она не узнала его, а скорее просто находилась в том состоянии, когда имена и лица не имеют никакого значения.

Сергей мотался по городу, покупал венки, выполнял массу поручений, связанных с похоронами и с предстоящими поминками. Делал это с самозабвением и тайным облегчением. Не надо было сидеть там, среди родственников, искать слова утешения, соболезнования, в который раз повторять детали, в своей сущности ничего не меняющие.

Когда прощались, Нина печально улыбнулась и попросила, чтобы не забывал, приезжал, если время будет. Она впервые появилась с годовалой дочкой – тихой и серьезной. Отец тоже сказал: «Не забывайте, – и потом уже, в самом конце: – Береги голову, сынок». Они крепко пожали друг другу руки. Читаев попытался представить себя на месте отца Хижняка – и не смог…

XXX

Читаев приехал с похорон, а в части его ждала новость. Воронцов сказал, что его представляют на командира роты, а Сахно должен уйти в другой батальон начальником штаба. «Вернешься из отпуска, – сказал комбат, – может, как раз вопрос и решат». От Воронцова Читаев направился было в роту, но ноги сами понесли к медпункту. «Успею», – подумал он, взбегая по ступенькам.

Лена сидела возле окна и писала, а очкарик старший лейтенант стоял рядом и что-то громко, нараспев диктовал ей, наверное, какой-нибудь отчет по медикаментам. Читаев замер на пороге. Лучи солнца пробивались сквозь желтые волосы Лены, отчего казалось, что вокруг них зажегся ореол, она писала, быстро и старательно выводя буквы, чуть склонив голову набок. Легкий белый халатик, который едва доходил ей до колен, дополнял ощущение какой-то веселой, радостной чистоты. И сама она была вся стерильная и воздушная. Лена и медик повернулись к нему не сразу, как бы давая понять, что заняты очень серьезной работой. Увидев его, Лена радостно ойкнула, а старший лейтенант сказал: «А-а, с приездом», – и, поняв свою оплошность, спросил тихо:

– Похоронили Володю?

Потом, потоптавшись и не глянув на вскочившую Лену, вышел, не сказал ни слова. Едва закрылась дверь, он порывисто обнял ее.

– Не уезжай больше, – прошептала Лена едва слышно, и Сергей понял, что она имела в виду вовсе не последнюю его поездку. Он гладил ее волосы, вытирал ее маленькие слезинки в уголках глаз. – Не хочу, чтобы тебя убили, как Володю.

– Меня не убьют, ни за что не убьют, – повторял он и искренне верил, что так и будет…

А через пару дней, после маетной суеты Кабульского аэропорта, он сидел в мягком аэрофлотском кресле среди таких же, как и он сам, возбужденных отпускников и ждал. Наконец заоблачного цвета «Ил» взмыл с бетонки, потом резко задрал нос, чтобы не зацепиться за край горной чаши.

Читаев рассеянно смотрел в иллюминатор, внизу плыли горные кряжи, а в памяти у него все стоял последний разговор с Леной.

– Лена, я еду в отпуск, – говорил он торопливо. – В Союз, Лена! Жаль, что у тебя отпуск нескоро, а то мы поехали бы вместе. Ведь правда?

– Да, – ответила она задумчиво.

– У тебя очень странные сегодня глаза…

Ему тогда показалось, будто Лена чего-то ждала от него. – …Когда ты уезжал, был у нас начальник один, проверял медпункт.

– Ну ты, конечно, в грязь лицом не ударила?

– Сережа, милый, мне предлагают другую работу.

– Новая работа всегда лучше старой! – ответил он готовым афоризмом.

– Нет, Сережа, выслушай. Меня хотят перевести в Кабул.

– И ты согласилась? – опешил он, поняв наконец, в чем дело.

– Нет… Я сказала, что не знаю.

– Скажи, что отказываешься!..