Рубеж

У бойниц засели сердюки с рушницами – трое. Всего трое. И то, что у каждого – по три рушницы, да еще по паре пистолей в придачу, дела не меняет. Людей в замке мало, поэтому на стены пан Юдка никого ставить не стал. «Это правильно», – думает Рио, и я с ним соглашаюсь. Наверное, правильно. Беда в другом: сам замок не очень-то приспособлен для обороны – стены низковаты, часть вообще щербата, будто стариковская челюсть, рва с подъемным мостом нет и в помине, из башен только одна и годится для стрелков… похоже, когда отец пана Станислава отстраивал эти руины, он меньше всего думал о серьезной осаде.

Горе, не крепость.

Мы с консулом стоим неподалеку от сердюков, в галерее верхнего перехода, у окна. У обычного, двустворчатого окна. Смешно: нам даже бойницы не досталось!.. Нам надо держаться. Держаться до того, как Сале с Мацапурой откроют «Багряные Врата». Способ их открытия мне неизвестен, ветру никогда раньше не было нужды в костылях, но людям для таких игр всегда нужна кровь. Хорошо, что об этом не знает мой герой – наверняка кинулся бы сломя голову спасать жертву… все испортил бы…

Нет уж, пусть лучше оборону держит, вместе с привычным ко всему паном Юдкой!

…Не думать! Не думать так громко!.. Я уже ни в чем не уверен…

– Ну что, пан Рио, видать, гости к нам? – Кривая усмешка трещиной раздирает бороду надворного сотника. – Гостей у нас песней встречают! Вэй, черкас, не рвися к бою! Старый жид на всем скаку срежет шаблею кривою…

– У меня Запрет. Запрет на убийство, – Рио без стеснения портит песню. – Там, когда мы… когда мы спасались бегством, кажется, обошлось. А сейчас… Мои палач и лекарь погибли.

– Лекарь тебе, мостивый пан, сейчас без надобности. А вот палач… Я подойду? Или побрезгуешь?!

Снова трещина усмешки.

– Да, вполне. Благодарю, – Рио серьезен и, как всегда, безукоризненно вежлив.

Он не врет.

Он действительно благодарен Юдке за это предложение.

Жаль…

– Тогда – по рукам, мостивый пан! Хорошая у нас пара получается: вам губить нельзя, а мне – миловать!

Герой по имени Рио резко вскидывает взгляд на бородатого насмешника – и отворачивается, так ничего и не ответив.

– Эй, пан Станислав, открывай!

Это от ворот.

Глухие удары. Звук сносит ветром.

Внешние ворота крепки – с налета не высадишь. А полезут через стену – тут уж сердюки из окон и начнут пальбу. Видно только плохо, гребень стены еле освещен – целься, не целься!

– Пан Мацапура! Открывай по-доброму! У нас бумага от полковника полтавского! Повеление – на суд тебе явиться! Открывай, пока честью просим!

– Приготовьтесь, хлопцы, – тихо, но внятно произносит Юдка. – Ежели над стеной хоть шапка покажется – стреляйте.

И вдруг, без всякого предупреждения, распахивает окно настежь.

Снежный вихрь ударяет в лицо, метет по полу, вихрится белой поземкой…

– А кто вы такие, что на ночь глядя в ворота зацного пана ломитесь да хозяина на суд требуете?

От зычного рыка у нас с Рио разом закладывает уши.

Герой морщится, отступает в сторону.

Подальше от громогласного Юдки и рвущегося в замок бурана.

– Сотник Логин со своими черкасами, вот кто! Думаешь, не ведаем, что тут у вас за бесчинство творится?! Это ты, Юдка? Зови пана Мацапуру или сам вели открывать! Если доню мою сей же час выдадите, живую да здоровую – Христом Богом клянусь, никого не тронем! Даже тебя, жида некрещеного! А пана Мацапуру к полковнику на суд в целости доставим. Без цепей, слово даю. А там уж – как суд решит.

– А что, пан сотник, говоришь, и бумага от полковника у вас имеется? – В вопросе Юдки сквозит неподдельный интерес.

Будто и не подступают к воротам вооруженные черкасы, будто и не предстоит с минуты на минуту Заклятому биться насмерть…

Впрочем, ему не привыкать.

Он себя давным-давно похоронил, ему терять нечего.

– Имеется! Имеется бумага!

– И что таки в той бумаге написано?

– Ты что, издеваешься, клятый жид?! Написано там, что полковник велит пану Мацапуре-Коложанскому немедля к нему в Полтаву явиться для судебного разбирательства! По поводу разбойных действий, имевших место со стороны пана и его людей!

– Разбойных действий? Это каких еще разбойных действий?!

– Ты мне москаля не крути, пейсатая морда! Думаешь, не знаем? Все знаем! И Хведир-писарчук нам все рассказал, и зрадника вашего мы тут прихватили, Гриня Чумака, с невестой его краденой! Знатно вы на свадьбе у девки погуляли, нечего сказать!

– А не брешешь, сотник? Ежели и впрямь не брешешь, может, пан и велит открыть!

Юдка уже издевался в открытую.

Но и у сотника, видать, тоже было на уме нечто свое, потому как, вместо того, чтобы обложить «клятого жида» сверху донизу черкасским загибом, Логин продолжил переговоры.

– Я – брехун? Я, боевой сотник, – брехун?! Да я после с твоей спины велю ремней нарезать! Гринь, сучья твоя рожа! Иди, подтверди ему!

– Пан Юдка… пан Юдка, я им всю правду рассказал! И про село, и про Оксану… И про те слова, что вы Ярине Логиновне, дочке пана сотника, через меня, иудину душу, передать велели! Все сказал, как на духу! Сдавались бы вы лучше, пан Юдка, а? Живы б остались… и братик мой… живой бы…